Жорж Сименон - Цена головы (Сборник)

– Я не убивал!

– Какого адвоката ты хочешь?

– Не надо мне адвоката…

Ему дали защитника по назначению. Мэтру Жоли было всего тридцать лет, он бесцельно суетился и махал руками.

Жозефа Эртена неделю обследовали психиатры, которые единогласно объявили:

– О невменяемости не может быть и речи. Этот человек отвечает за свои поступки. Сейчас он находится в подавленном состоянии, но это объясняется сильным нервным потрясением.

Наступило время отпусков. Срочное расследование заставило комиссара Мегрэ выехать в Довиль. Следователю Комельо дело представлялось предельно ясным.

Обвинение было поддержано уголовной палатой.

Никого не смутило то обстоятельство, что Жозеф Эртен ничего не украл и не извлек никакой выгоды из своего страшного преступления.

Комиссар Мегрэ, насколько это было возможно, углубился в биографию Жозефа Эртена. Он изучал его внешность, его моральные качества, прослеживал, как развивался и рос обвиняемый.

Жозеф родился в Мелене, отец его был официантом в кафе «Сена», мать – прачкой.

Спустя три года после его рождения родители арендовали бистро, но дела у них шли плохо. Тогда семья переехала в Найди, в департаменте Сены и Марны, где содержала постоялый двор.

Жозефу исполнилось шесть, когда родилась сестренка

Одетта. У Мегрэ была карточка: Жозеф в матросском костюмчике сидит на корточках перед медвежьей шкурой, на которой, задрав руки и ноги, лежит пухлый младенец.

В тринадцать Жозеф ухаживал за лошадьми и помогал отцу обслуживать клиентов.

В семнадцать он устроился официантом в фешенебельный ресторан близ Фонтенбло.

К двадцати двум отслужил свой срок в армии, приехал в

Париж, поселился на улице Мсье-ле-Пренс и поступил работать в цветочный магазин г-на Жерардье.

– Он много читал, – сказал г-н Жерардье.

– Его единственным развлечением было кино, – утверждала квартирная хозяйка.

Какое же отношение мог иметь этот парень к обитателям виллы в Сен-Клу?

– Приходилось тебе прежде бывать в Сен-Клу?

– Нет.

– Что ты делал по воскресеньям?

– Читал.

М-с Хендерсон никогда не покупала цветов в магазине

Жерардье. И потом, чем ее вилла могла привлечь налетчика? К тому же ничего украдено не было.

– Почему ты молчишь?

– Мне нечего сказать.

Весь август Мегрэ пробыл в Довиле, где изловил банду международных аферистов. Он вернулся в Париж в начале сентября и сразу же посетил Эртена в тюрьме Сайте. Эртен был жалок и растерян.

– Я ничего не знаю. Я не убивал!

– И все же ты был в Сен-Клу…

– Оставьте меня в покое.

– Банальнейшее дело! – решили в прокуратуре. – Заслушаем его первым по окончании каникул.

Первого октября дело Жозефа Эртена слушалось в суде присяжных.

Мэтр Жоли, защитник обвиняемого, не нашел ничего лучшего, как потребовать вторичной экспертизы умственных способностей своего клиента. Избранный им психиатр попробовал было заикнуться: вменяемость ограничена…

Прокурор отпарировал:

– Убийство с особой жестокостью! Если Эртен ничего не украл, то лишь потому, что ему что-то помешало. Зато он нанес в общей сложности восемнадцать ножевых ударов. Присяжным продемонстрировали снимки жертв, они их с ужасом оттолкнули.

Они единогласно ответили «Да!» на все вопросы.

Смертная казнь! На следующий день Жозефа Эртена перевели в сектор особого надзора, где содержались еще четверо смертников.

– Тебе и теперь нечего мне сказать? – допытывался

Мегрэ. Он был недоволен собой.

– Нечего!

– А ты знаешь, что тебя казнят?

Тогда Эртен заплакал. Он был так же бледен, и веки его были такими же красными.

– Кто твои сообщники?

– У меня нет сообщников.

Мегрэ продолжал являться к нему каждое утро, хотя формально не имел больше права заниматься этим делом. С

каждым днем Эртен становился спокойнее, он перестал дрожать, им овладевала животная тупость. Однако порой в его глазах вспыхивал насмешливый огонек.

Так продолжалось до того утра, когда он услышал в соседней камере шаги, а потом душераздирающий крик.

Это пришли за отцеубийцей, номером Девятым, чтобы отвести его на эшафот.

Вечером Эртен, который стал номером Одиннадцатым, зарыдал. Но так и не заговорил. Он лежал, вытянувшись на койке, и громко стучал зубами. Лицо его было повернуто к стене.

Если комиссар Мегрэ забирал себе что-нибудь в голову, это было надолго.

– Этот человек либо невиновен, либо сумасшедший, –

заявил он следователю Комельо.

– Это невероятно! И потом, приговор уже вынесен.

С высоты своих ста восьмидесяти сантиметров, плечистый и крупный, как грузчик с Центрального рынка, Мегрэ упрямо смотрел на Комельо.

– Вспомните, что следствием не установлено, как Эртен вернулся из Сен-Клу в Париж. Поездом он не ехал, это доказано. Трамваем тоже. Не мог же он идти пешком!

Мегрэ продолжал с улыбкой:

– Давайте проведем один опыт.

– А что скажет министерство? – испугался Комельо.

И Мегрэ, грузный, упрямый Мегрэ отправился в министерство. Он сам составил для Эртена записку с планом побега.

– Послушайте! Если у него есть сообщники, он решит, что записка от них, если сообщников нет – сообразит, что это ловушка. Я отвечаю за него. Клянусь вам, что уйти от нас он не сможет.

Надо было видеть при этом лицо комиссара – широкое, спокойное и жесткое. Он уговаривал начальство три дня.

Три дня Мегрэ тревожил их призраком судебной ошибки и грозил скандалом, который рано или поздно разразится.

– Но вы же сами арестовали Эртена, комиссар!

– Я арестовал его как полицейский чиновник. Я должен был сделать логический вывод из неопровержимых доказательств.

– А как человек?

– Как человек я требую более убедительных подтверждений его виновности.

– И вы полагаете…

– …что Эртен либо безумен, либо невиновен.

– Почему же он молчит?

– Мы узнаем это, если проделаем опыт, который я предлагаю.

Без конца созывались совещания, звонили телефоны.

– Вы рискуете своей карьерой, комиссар! Подумайте!

– Я уже все обдумал.

Наконец заключенному передали записку. Он никому не показал ее, но аппетит его заметно улучшился.

– Стало быть, он нисколько не удивился, – сказал

Мегрэ. – Стало быть, это не было для него неожиданностью. Значит, у него есть сообщники, обещавшие ему устроить побег.

– Если только он не валяет дурака и, оказавшись на свободе, не проскользнет у вас между пальцев. Подумайте, комиссар, о своей карьере.

– Кроме моей карьеры на карту поставлена человеческая голова.

И вот Мегрэ сидит в кожаном кресле перед окном гостиницы. Время от времени он направляет бинокль на «Белую цаплю», видит грузчиков, которые заходят туда пропустить стаканчик.