Александр Козлик - Дневник начальника следствия из «Матросской Тишины»

Прошли праздники, все без изменений. Сидим. Дело все время крутится в голове: утром, днем и вечером. Сфальсифицировано все, от начала и до конца. Вариантов несколько:

– специально меня заказали, кому-то дорогу перешел, решили отомстить,

– заменили меня, вместо привлечения Шенгелии, он им нужен,

– для создания общественно-резонансного дела, для показателей.

Я склоняюсь, к тому, что второй и третий варианты переплетаются.

Написал жалобу на имя Генерального Прокурора, но пока никакого шевеления. Для меня дело все ясное, но только это никого не интересует.

Сегодня, на «хате» появился плакат: «Внимание. Особый контроль». Зачислены в особо опасные. Интересно, с чем это связано. Позавчера приезжал «следак» из другой бригады и допрашивал по другим эпизодам, связанным с фирмой «Юрсервис». Оставление Шенгелии этой фирмы было явно с моей стороны ошибкой, да и вообще ошибка была в том, что я с ним связался. С такими людьми нельзя никаких дел иметь. Люди с двойным дном. Когда служил – никогда к себе таких и близко не подпускал, а вышел на пенсию – расслабился. Хотелось фирму создать, вот и создал приключений на задницу. В том деле фигурирует и Кумарин. По всей видимости, Шенгелия и Кумарин вместе работали, раз в курсе всех дел.

Да… Влез в дерьмо по самые уши. Если все это связано, то они пытаются и меня туда привязать. Так, как они «работают», могут, что угодно. Становится страшно. Неужели ничего нельзя сделать? Прямо стена передо мной, стена бесправия, через которую не пробиться. Без вины виноватый.

Прошла неделя. Разобрались с плакатом, его прицепили по ошибке, в деле Андрея, якобы, была пометка. Потом убрали из камеры молодого, затем и Андрея, перевели опять Евгения, я с ним был уже до больницы. Затем нас перебросили в другую камеру, 612. Что за игра – непонятно. Может у них техника подводит?

В остальном – полное затишье, адвокатов никаких нет, хотя молодой должен был уже появиться, нахожусь в полном неведении. Жду, что будет дальше.

На прошлой неделе появился московский адвокат. Передал мне коллективное заявление от имени адвокатов по различным делам на имя Президента, Премьера и Генерального Прокурора о необходимости отстранения от дел бригады следователей за фальсификацию. Как я понял, оно еще не отправлено, а жаль. Времени осталось очень мало до продления ареста. Надо привлечь прессу, поднять большой шум, только это может привести их в чувство. Раз есть фальсификация, то они боятся гласности. Вообще-то, творится черт знает что, уже в следствии Генеральной прокуратуры появились отморозки.

Если будет реакция, то только на следующей неделе, а если нет – надо писать. Это единственный способ бороться с ними. Молчать нельзя.

Началась зима. Скоро уже 7 месяцев, как посадили. Перспектив никаких не вижу. Написал заявления в различные инстанции, а толку никакого. Нет реакции. Впечатление такое, что власти глубоко наплевать на судьбы нескольких своих граждан, даже если их привлекают к уголовной ответственности несправедливо. Выступил президент с отчетом, затрагивал правовые темы, но все вскользь и мимоходом. А ведь то, что произошло в Краснодарском крае, это система, но отвечать будут несколько крайних, а систему не затронут.

Адвокат новый уже пропал. Жду. В камере наметили ремонт, и нас с Женей перебросили в больницу, в 741, сказали, что на неделю или две. Теперь опять молоко каждый день дают и яйцо через день – это диетпитание. Так что не зря говорят, все что делается – это к лучшему. Звучит как насмешка.

Нахожусь в больнице. Естественно, никто не лечит, временно переброшен. Не зря я писал, что больница, эта та же тюрьма. Теперь нас здесь уже четверо. Двоих пацанов с поломанными ногами подбросили. С одним из них уже сидел, Андрей, его на обследование положили.

Больше недели опять нет адвоката. Говори, не говори им, а толку мало. На мои жалобы никакой реакции, видно опять все в следствие скинули, а они только смеются. Пришла передача, опять много ненужного прислали, сколько можно ругаться по этому поводу, я не знаю. Все жду адвоката.

Пришел, наконец, адвокат. Передал письма на имя президента и премьера, от жены. Началась компания в прессе, но очень слабо. Ни на одну из моих жалоб ответа я так и не получил. Как будто все кануло в воду. Может, они считают, что арестованным и ответа давать не надо. Я не удивлюсь, если это так. На 14 декабря намечено продление ареста. Буду готовить новые материалы.

14 декабря состоялось заседание в Басманном суде. Особых надежд на него я не испытывал, хотя где-то глубоко-глубоко, в душе, надеялся, а вдруг? Но неожиданностей не произошло. Встретил там Сергея, ему тоже продлили на 3 месяца.

Судья выслушивала все очень внимательно, но было видно, что ей все это до лампочки.

А вчера приезжал опер Климов, пытался меня убедить, что ради государственных интересов я должен признать свою вину и дать показания на «бандитов», как организаторов преступления. «Вор должен сидеть в тюрьме» – так он озвучил позицию, которая прозвучала в выступлении премьера. Тогда я смогу выйти на свободу, а может даже и больше, они прекратят дело в отношении меня. Не знаю, кто подсунул эту фразу руководству? Или это такая политика? Хотя бы вспомнили, к чему и когда это было сказано. Ведь она прозвучала после того, как Жиглов подбросил кошелек карманнику, и на возмущение Шарапова, что нельзя фальсифицировать доказательства, Жиглов и произнес эту фразу. Получается так, что руководство не только одобряет, но призывает к фальсификации доказательств по уголовным делам.

Похоже, что бригада получила карт-бланш на незаконные методы ведения следствия и в полной мере этим пользуются. Поэтому у них и нет никакого чувства страха за содеянное, от этого у них и уверенность в своей безнаказанности, которая меня так и удивляла. Как же можно говорить о презумпции невиновности и тут же повторять эту фразу. Как можно совмещать эти два понятия? И суд решает уголовные дела, исходя из таких позиций. К чему это может привести? Кто дал им право определять еще до рассмотрения дела, преступник этот человек или нет, если его вина не доказана. Получается так, что опер или следак, а вернее их руководство, и определяют «кому подбросить кошелек».

Не стал я с ним разговаривать, мразь он, и даже этого не понимает, считает себя порядочным, а гнилье так и прет из него.