Ханс Русенфельдт - Провал [litres]

– Я не намерен это обсуждать. Твоя карточка для прохода в здание больше не будет действовать. Если ты понес какие-нибудь расходы, можешь прислать счета.

– Но подожди, я не понимаю. Это Розмари? Я могу полебезить перед ней, могу это уладить, – начал взывать Себастиан.

– Это не Розмари. Это мое решение.

– Тогда, должно быть, Ванья. Это Ванья?

Прежде чем продолжить, Торкель сделал глубокий вдох.

– Ты не в штате. У тебя нет договора. Я не обязан тебе ничего объяснять.

– Мы же старые друзья.

– К сожалению, только когда это нужно тебе.

Себастиан замолчал. Торкель почти слышал, как он лихорадочно пытается понять.

– Но подожди, мы же все-таки работали вместе много… – услышал Торкель, прежде чем перебить его.

– Спасибо за помощь, Себастиан. Я кладу трубку. – И действительно положил.

Глубоко вздохнул. А ведь день так хорошо начался.

Когда Торкель вошел в Комнату, ощущение предвкушения буквально висело в воздухе. Билли уже стоял перед доской с таким выражением лица, будто он лопнет, если ему вскоре не дадут рассказать того, что он знает. Ванья сидела, глубоко сосредоточившись на распечатках, и уже делала пометки. Только Урсула казалась немного подавленной. Она откинулась на спинку стула и большими глотками пила из бутылки минеральную воду.

– О’кей, поехали, – усаживаясь, произнес Торкель.

– А мы не подождем Себастиана? – поинтересовалась Урсула.

– Он не придет, – коротко ответил Торкель тоном, который, как он надеялся, не располагал к дальнейшим вопросам.

– Почему не придет? – продолжила Урсула.

– Он больше не участвует в этом расследовании, – ответил Торкель и взглянул на Ванью, на что та благодарно кивнула. Урсула увидела этот беззвучный обмен и предпочла не продолжать расспросы. Было ясно, что отсутствие Себастиана связано с событиями на личном, а не на профессиональном уровне, и вмешиваться в это ей не хотелось.

Торкель вновь кивнул Билли, который указал на появившуюся на доске новую фотографию. Молодой человек, слегка полноватый, зачесанная набок челка, очки и кожа со шрамами от угревой сыпи, которой он, вероятно, страдал в подростковом возрасте.

– Робин Хедмарк, двадцать два года. Изучал химию в КТИ. Получил двухгодичную стипендию в МТИ, но отказался за три недели до начала семестра. У него умерла мать, и он не мог оставить малолетних брата и сестру.

Билли сделал маленькую паузу, словно оставляя место для реакции на трагическое событие. Ее не последовало.

– Если исходить из того, что наш преступник говорил о Робине, то у нас, как и на медицинских технологиях, имеются два преподавателя и один профессор, – продолжил он, наклоняясь вперед и вынимая новую фотографию. – Вот он, несомненно, наиболее интересный.

Он прикрепил фотографию к доске. Мужчина, чуть за пятьдесят. Самая обычная внешность, наметившаяся лысина, очки в стальной оправе и мощная, но ухоженная борода. Никаких отличительных черт. У Торкеля возникло ощущение, что он мог бы встретить этого человека, даже разговаривать с ним и совершенно не запомнить, и уж тем более не сумел бы впоследствии описать его внешность. Некоторые люди просто не оставались в памяти даже при том, что он хорошо запоминал лица.

– Давид Лагергрен, один из преподавателей, – представил его Билли, отступив на шаг от доски.

– Это имя мне знакомо, – сказал Торкель.

– Зять Кристиана Саурунаса, – кивнул Билли. – Или бывший зять, он был женат на его сестре Лауре. Домик в Херьедален принадлежит ему.

Краткая тишина, пока не отложилась новая информация.

– Значит, когда Саурунаса отпустили, он вполне мог поехать туда, – начал размышлять вслух Торкель.

– Чтобы вернуть ключи, – добавила Ванья.

– Это может объяснить то, что он предварительно не позвонил, он хорошо его знал, тот, возможно, ждал его.

– Есть ли еще что-нибудь, делающее его для нас интересным? – спросила Урсула и потянулась за второй бутылкой воды.

– Безусловно. – Билли опять наклонился к столу и вытащил распечатку. – Он некоторое время назад подавал на профессорскую должность и явно почти не сомневался, что получит ее.

– Но не получил.

– Нет, ее отдали другому. Лагергрен обжаловал во все инстанции, но нигде не получил поддержки.

– Его могли подстегнуть личное поражение или неудача, – кивнула Урсула. – В точности, как говорил Себастиан, – добавила она.

В основном, поскольку представилась возможность. Это всяко кого-нибудь заденет. Она пребывала в плохом настроении с тех самых пор, как проснулась в половине шестого утра с дикой головной болью.

– Нам известно, где сейчас находится Лагергрен? – спросил Торкель, никак не выдавая лицом, услышал он маленькую реплику Урсулы или нет.

– Я звонил в КТИ, – откликнулся Билли. – Он брал отпуск на три месяца, должен появиться у них только после лета.

– У нас есть его домашний адрес?

– Да, и домашний, и домика в Херьедален.

– Что будем делать?

Вопрос задала Ванья. Торкель задумался. Стал взвешивать плюсы и минусы. У них на Лагергрена почти ничего нет. Это с натяжкой можно назвать косвенными доказательствами. Если они его задержат, а он на допросе ни в чем не признается и они не найдут технических доказательств, то будет трудно убедить прокурора дать санкцию на арест. С другой стороны, если они его не задержат, то не смогут искать технические доказательства, а если он тот, кем они его считают, то он убил пять человек и лишил девушку зрения. Торкелю не хотелось, чтобы такой человек разгуливал по улицам. Особенно, поскольку в интервью Веберу он дал понять, что еще не закончил. Далеко не закончил.

– Будем его брать.

Себастиан звонил Ванье минимум десять раз. Каждый раз она сбрасывала звонки. Он посылал эсэмэс, но не получал ответа. Под конец он позвонил Анне.

Это единственное объяснение утренним событиям, которое приходило ему в голову. Что она каким-то образом навредила ему. Что не он соблазнил ее, а наоборот. Чтобы отделаться от него раз и навсегда, чтобы вбить клин между ним и Ваньей.

Конечно, возможно, но, пожалуй, маловероятно. Ничто накануне вечером не казалось изощренным или наигранным. Правда, возникла некоторая неловкость, когда она утром оделась и убежала без завтрака, но они тем не менее поговорили. Решили, что будет лучше, если произошедшее останется их тайной.

– Ты рассказала Ванье? – сердито спросил он, когда она наконец ответила.

– Что? – Она звучала сонно.

– Меня выгнали с работы, и Ванья отказывается со мной говорить, поэтому я снова спрашиваю: ты рассказала о нас?

Анна, похоже, проснулась. Ее голос обрел силу.

– Чего ради я бы стала это делать?

– Не знаю, из какой-нибудь детской мести. Ты вчера сказала, что все случившееся моя вина.