Лана Прозак - Очищение

Звуки стихли. Кошмарные видения застыли, и только тени на стене продолжали свой безумный танец.

– Смотри. Приглядись.

Она заметила его. До этого момента она думала, что это лишь тень человека, стоявшего за её спиной, но нет. Это был живой организм со своим разумом. Тень росла, клубилась, извивалась, сжималась, пульсировала. То приобретала силуэт человека, то рассыпалась на мелкие песчинки. Это был он. Третья жертва, чьё тело нашли в канале. Она его не видела, но была уверена, что это он. Расплываясь волнами теней по стенам квартиры, он хотел что-то сказать, пытался сообщить о чём-то важном, но, как ни старалась Тайнова, она не могла уловить смысла его посланий.

И тут раздался вой. Вой забитого животного, крик терзаемых людей, какофония из ужаса, страха и боли.

Они что-то говорили, они кричали, умоляли, но она не могла разобрать. Кровь в голове закипала от боли и бушующим потоком била в виски. Ева обхватила руками голову, бессмысленно стараясь заслониться от них, заслониться от их страданий, но не могла. Они становились всё громче и яростней, пока она не разобрала одно слово, одно имя: «Олеся!».

И всё пропало, мир стёрся из её грез, и Ева утонула в черноте своего сна.

Ева в очередной раз уезжала от католической церкви, где властвовал отец Брендан. Она ещё не осознавала, а точнее, пыталась гнать от себя мысли о том, что ей начинали нравиться их разговоры. Все подозрения с него она уже давно сняла, но что-то всё равно тянуло её к нему. В этот раз поводом послужила фотография опознанного мальчика, выловленного из канала. Да. Третьей жертвой оказался мальчик шестнадцати лет, под завязку напичканный гормоном роста и ещё какими-то препаратами. Поэтому они сначала и подумали, что рука, обнаруженная в банке, принадлежала взрослому мужчине. Подросток при жизни был баскетболистом, и у него уже начинала складываться профессиональная карьера. Уникум, будущая звезда спорта. Его звали Егор Акушеров, и он был под два метра ростом. Родители подали заявление в день его исчезновения, и поиски уже вовсю велись, когда труп выловили из канала. Проблема была в том, что тело было изуродовано до неузнаваемости и опознание немного затянулось. Сейчас Тайнова ехала на встречу с его родителями с надеждой найти ответы хоть на какие-то вопросы в этом странном деле. Она опаздывала, что было совсем не типично для неё, и этот факт заставлял её нервничать.

Когда Ева зашла в кабинет, она не увидела ничего необычного. Стандартная обстановка страдания: отец сидел с потухшими глазами на стуле, обнимая сидевшую рядом жену, тело которой била мелкая дрожь молчаливой истерики. Теперь так будет всегда, больше в их жизни ничего не изменится, постепенно эта боль станет членом их семьи, если они вообще найдут силы её сохранить.

Зобов встал из-за стола и представил Тайнову родителям мальчика:

– Старший следователь Тайнова Ева Александровна.

– Здравствуйте, примите мои соболезнования, – мягко проговорила Ева, протягивая руку для приветствия главе семьи.

Отец поднял на неё глаза.

– Вы будете искать убийцу моего мальчика? – он не протянул руку в ответ, не поздоровался, не представился. Ева была знакома с такой манерой поведения, и она уже знала следующий вопрос.

– Да, – твёрдым тоном ответила Тайнова.

– А не слишком ли вы молоды? Я требую, чтобы дело моего мальчика вёл человек опытный.

– Не волнуйтесь, кроме меня и Дениса Владимировича, – Тайнова указала на Зобова, – расследованием убийства вашего мальчика занимаются ещё несколько следователей. Мы используем все силы для поиска убийцы, но пока вам нужно рассказать нам всё.

К разговору присоединилась мать:

– Я последняя его видела, это было семь дней назад, он пошёл на тренировку… Вечернюю. Он всегда за час выходил, ему как раз хватало времени добраться до зала и переодеться, а тут он вышел за два часа. Я тогда ещё поинтересовалась, почему так рано. А он сказал, что хочет пораньше сегодня приехать и как следует размяться. Я понимала его, – из глаз матери потекли слёзы, – я знала, что он обманывает, что хочет встретиться с каким-то другом или… Отец был строг с ним, – при этих словах папа мальчика еле заметно вздрогнул, и его глаза наполнились слезами. – Отец… строго… Нет, неправильно… Отец избирательно подходил к выбору друзей для сына. Но… Мы всего лишь хотели, чтобы он добился успехов в спорте. Он сам этого хотел, мы всего лишь старались направить его.

Мама убитого подростка больше не могла говорить, она окончательно потеряла самообладание.

– Расскажите, может быть, был кто-то из его круга общения, кто у вас вызывал подозрения или чувство неприязни. Может, он общался с людьми старшего возраста, вашего, например?

Дальше продолжил отец:

– Мы точно сказать не можем. Точнее, если бы вы раньше спросили, то мы бы ответили «нет», но сейчас… Если брать взрослых людей, то учителя и тренер. А из друзей, ну, я знал Олега Соколова и… И Андрея Белкина, – отец глубоко вздохнул и неожиданно для всех начал плакать навзрыд, при этом говоря что-то невнятное. – Я не знал… Нет, я знал, но я же не знал, что так всё получится. Да если бы я знал, если бы только мог предположить, что вот так всё выйдет… Я бы простил… Да что тут такого, я сейчас понимаю: нет ничего страшнее в жизни, чем смерть единственного сына, всё пустяк в жизни, всё можно пережить, преодолеть, понять… Но разве я знал, что так всё выйдет? Разве я знал? – мужчина, сдерживая слёзы, перевёл дыхание. – Это я во всём виноват. Я, – отец протянул свои руки к Зобову. – Вот! Вот! Арестовывайте меня, давайте, – его голос переходил на крик, перемешанный с гневом.

При первых допросах родственники убитых людей делятся на три типа: первый – гневно кричащие люди, требующие принести голову убийцы сейчас же, и если эта голова не находится в данный момент в портфеле полицейского, то они начинают кидаться различными угрозами в адрес продажных, по их мнению, следователей; второй – начинают винить себя, рыдать, умолять арестовать их, виня себя в случившемся; и третий тип – замыкающиеся в себе люди или просто отъявленные мерзавцы, которые говорят, что жертва во всём виновата и убитый сам заслужил смерть. Конечно, у всех этих групп существуют свои отклонения или дополнения, но зачастую всё происходит именно по этим сценариям.

Отец мальчика принадлежал ко второй группе. Оставалось только выяснить, правда ли он в чём-то виноват или это пустые оговоры себя на фоне несчастья.

Зобов попытался успокоить мужчину стандартной фразой: «Вы ни в чём…», – но Ева взглядом приказала ему замолчать.

– Я виноват. Лиза, – обращался он к жене, – Лиза, прости меня…