Лана Прозак - Очищение

– Я так и не смог найти ничего по поводу психиатров или психологов, наблюдавших её. Думаю, она не обращалась ни к кому.

– Она очень важна, если будет прогресс, свяжитесь со мной.

– Я всё сделаю, чтобы ускорить процесс. Мне за это платят…

– Да? А мне нет… Надо устроиться к вам.

– Простите?

– Ничего. Продолжайте.

Доктор неуютно поёрзал в красном кожаном кресле и неуверенно продолжил:

– Вы должны понять, что в данный момент её мозг, дабы сохранить остатки разума, создал некий защитный механизм. Тот барьер, который существовал до этого момента между её фантазийными переживаниями и реальным миром, рухнул. Это обрушение было не стихийным, а четко контролируемым процессом. Ей так проще вынести тот шок, который она получила от увиденного… От осознания…

– Что её дочь мертва. Дальше.

– Да. Но это не значит, что она полностью перестала воспринимать реальность. Она всё так же продолжает осознавать и помнить, что случилось в её жизни за последние дни… Всего лишь… Всего лишь нужно отделить зерно от плевел. Необходимо вычленить из осаждающих её разум фантазий реально происходившие события, действия и людей. Это вполне возможно, только нужно время. Как только она отойдёт от успокоительных и немного придёт в себя, мы начнём с ней работать.

– Мне нужно знать, сколько времени вам понадобится.

– Я повторюсь, что нельзя такое спрогнозировать, но мы начнём с ней работать завтра. Её родители, между прочим, тоже любили свою внучку.

– Позвоните мне как можно скорее, – Ева протянула свою визитку. – Даже если вам будет казаться, что информация несущественная. Лучше позвоните мне, как только она заговорит.

– А вы, – в ответ на протянутую визитку врач протянул Тайновой сложенный пополам белый листок бумаги, – обещайте, что заглянете в эту клинику, скажете, что от меня.

Ева, не глядя, сунула этот клочок в карман, но врач схватил девушку за руку и, подмигнув, добавил:

– Клиника очень дорогая, и там нет очередей… Десять минут.

Между тем, как Ева обнаружила фарфоровую куколку, и тем, как она смогла поговорить с её матерью, прошли: одна терзающая душу ночь и два терзающих тело дня. Болезнь никак не хотела отступать, а кошмары, будто личный маньяк, насиловали её изнутри. Всё было слишком плохо, чтобы продолжать игнорировать это. И вечером последнего дня Ева пошла к Антону.

– У тебя заплыл один глаз, а во втором лопнули сосуды. Тебя с таким видом отстранят от дела. Ты не принимаешь лекарства? – Антон всё так же сидел в кресле, всё так же был похож на индюка. Ева была рада, что хоть что-то в этой жизни не меняется. – Постепенно лечить каплями, но ты постепенность не практикуешь… – он что-то написал на бумажке и протянул девушке. – А пока носи повязку, будешь похожа на пирата, но это лучше, чем так… Говори, что застудила глаз, а лучше ничего не говори.

– Что самое ужасное ты видел в своей жизни?

– Много чего, но мои ужасы далеки от твоих…

– Но всё же… Хочу знать, – она всегда чувствовала себя другой у него в кабинете, словно весь мир замирал. Она видела, как этот озлобленный оскалившийся мир пытался прорваться в окно на энном этаже многоэтажного здания, но всегда отступал, не способный пробиться сквозь закалённое стекло. Ева каждый раз всматривалась в гладь окна и каждый раз видела только два отражения: искажённой копии себя внутри и неизменно искажённой копии города снаружи.

– Ну, если самое плохое… То… Я ехал к родителям в деревню, трасса тогда была пустая. И нечаянно я переехал кошку или кота, не знаю. Я остановился и подошёл к нему, он хрипел… Недолго… А потом умер. Это, наверное, самое плохое… Я потом долго переживал.

– Кошка… Наверное, это ужасно, – Ева не отводила взгляда от искажённого несовершенства окна.

– Может, сядешь? Ты не просто так сюда пришла.

– Я снова видела сны. Они стали ухудшаться… Всё то же ощущение, когда слово вертится у тебя на языке, но ты не можешь его вспомнить. Это терзает…

– Я понимаю, о чём ты, продолжай…

– Этот голос застрял у меня в голове, я знаю его, но не могу вспомнить… Я знаю, где его найти, но не могу понять, где…

– Кого? Голос?

– И его тоже…

– Расскажи сон.

– Слушай…

Откуда идёт этот запах? Прогнившие фрукты или давший сок лук? На втором этаже движение… Ева лежала на полу в прихожей двухэтажного дома, сбоку доносились прерывистые гудки телефона, она посмотрела. Трубка свисала с тумбочки и маятником раскачивалась назад… вперёд… назад… вперёд. Она не хотела никому звонить… или хотела?

– Не смотри… Не смотри… УЙДИ И НЕ СМОТРИ! – этот крик раздался у двери, пронёсся в коридор и оглушающим рокотом отразился от стен, перекладин и лестницы, завладевая всем домом. Он вибрировал и вибрировал в стенах, пока не завибрировал у неё в висках… Ева хотела встать и убежать из этого ненавистного ей дома, но тело не слушалось. Она хотела заплакать, но слёз не было, она могла только дрожать и извиваться на холодном полу прихожей, раз за разом слыша этот крик.

Но потом она услышала его:

– Я здесь с тобой, – Ева встала, но вязкая жидкость, похожая на кровь, не давала ей идти.

– Мы здесь с тобой, – раздались хором голоса со второго этажа. – Сражайся… Иди… Мы здесь… С тобой, – Ева пыталась идти, но каждый шаг увязал в плотном бордово-чёрном пятне.

– Иди!

– Иди!

– Ещё шаг!

Голоса кричали, вопили, заставляя двигаться дальше.

Нечеловеческим усилием она вырвала ногу из липкого капкана чавкающей лужи и в ту же секунду оказалась у двери своей детской комнаты на втором этаже.

– Я здесь с тобой. Открой.

– Открой!

– Открой!

– Открывай. Здесь нет ничего страшного.

Она открыла комнату из детских кошмарных снов. На кровати седела фарфоровая кукла с широко открытыми разноцветными глазами.

Ева сделала шаг.

Она оказалась на кровати с той самой куклой в руках. Тайнова боялась открыть глаза, словно опять стала маленькой девочкой, верящей в существование призраков.

Она слышала их всех, она чувствовала, что они пришли и смотрят на неё. Она ощущала их безвольный страх.

– Я здесь с тобой. Открой… Открой… Послушай… – голос из глубины сознания заставил её открыть глаза.

«Неизвестная», изгибаясь над изголовьем кровати, стояла в луже собственной крови, «Георгин», волоча на руках обрубок своего тела, подползала к кровати, ухмыляясь дьявольской улыбкой, а у окна, где в приоткрытые занавески просачивались блеклые лучи луны, стояли они… Стояли, обездвиженно держа в своих руках части своих же тел… Они ждали…

– Ты его знаешь! – Ева повернула голову. – Позвони, – фарфоровая кукла лежала рядом на подушке и наполненными ужасом глазами смотрела на неё.