Лана Прозак - Очищение

– Красивый получился монолог, – Ева не была садистом. Она не любила выводить людей из себя и не получала от этого удовольствия. Она просто умела это делать. В моменты ярости или неконтролируемого гнева люди совершают ошибки, а она умела этим пользоваться. – Если послушать, то всё выглядит так гладко. Только есть одно «но». И это «но» появилось в тот момент, когда я узнала, что мама умерла ориентировочно в два часа ночи, а полиция приехала только в семь утра. Как было указано в отчётах, вызов поступил в шесть утра. Странно, что соседи вызвали полицию не в момент драки и шума, а только с утра, когда всё уже успокоилось. Но, допустим, это тоже случайность. Странно, что я не нашла того человека, который вызвал полицию. Да, Астов, я была там и расспрашивала соседей о том происшествии, и знаешь, что интересно? Все помнят об этом «событии», многие даже помнят крики, но никто не помнит, чтобы вызывал полицию. Никто из них ни разу не вызывал полицию при предыдущих драках отчима с мамой, и в тот раз тоже. А в отчётах сказано, что это был аноним. Ну, допустим, это тоже случайность, и тот, кто вызывал полицию, всего-навсего переехал или умер. Но самое странное и непонятное – это то, как я оказалась в шкафу. Есть один момент из детства, который я очень хорошо помню. На двери, ведущей в мою комнату, была щеколда. И я должна была соблюдать одно беспрекословное правило. Всего одно правило: когда отчим приходил домой пьяный, то, что бы ни случилось и что бы я ни услышала, я должна была запирать дверь на эту щеколду, чтобы он не смог ко мне зайти. И, поверь, я всегда выполняла это правило. Так зачем ему запирать меня в шкафу, если я сама себя запирала в комнате? У тебя есть ответ? Вот и у меня его нет. А я так хочу получить этот ответ. Так вот, Астов, пока я могу дышать, пока я могу думать и разговаривать, пока я буду жить, я буду делать всё, чтобы получить ответ на этот вопрос.

– Ты изучила всё дело и знаешь его лучше, чем кто-либо ещё. И что? Нашла хоть малейшую зацепку?

– Конечно же, нет. Ведь это дело вёл ты, а ты один из лучших. Но, Астов, я знаю: ты что-то скрываешь, и я узнаю, что, даже если мне придётся умереть ради этого.

– Не сомневаюсь… – Астов постучал по краешку светло-коричневого дубового стола костяшками пальцев. – Что-что, а к смерти ты приближаешься семимильными шагами. Но это твой выбор, Тайнова. Если ты считаешь, что я убил твоего отчима, то это не так. А если бы и было так, то я бы об этом не жалел. Единственное, о чём я жалею в этой жизни, так это о том, что не выполнил данное умирающему другу обещание: защитить его жену и дочь. Жену друга я потерял давно, а теперь теряю и тебя, но ничего с этим поделать не могу и уже не хочу.

– Кого ты прикрываешь? – Ева не сдавалась, всё ещё цепляясь за надежду услышать правду. – Ради чего ты защищаешь этого человека? Зачем?

– Нет никакого человека, мне очень жаль, но его нет. Ты должна смириться.

– Как ты? – задавая этот вопрос, в ту же секунду Тайнова прокляла себя. Она не была монстром, но иногда казалось, что она делает всё, чтобы им стать.

– Как я? Смириться, как я? Ты про Олега? Да. Я тоже долго искал виноватых в его смерти, пока не понял, что их попросту нет. Мой сын умер от передозировки наркотиков, и точка.

– Астов… Я не хотела…

– Я знаю. Я тоже не хочу, чтобы ты мучилась, но мы не выбираем свою судьбу. На этом всё. У тебя ещё остались вопросы ко мне?

– Много, но нет смысла их задавать.

– Хорошо. Тогда ответь на мой вопрос: если ты вспомнишь, что произошло той ночью, что тебе это даст?

– Успокоение. Нет… – Ева задумалась. Она никогда по-настоящему не думала над этим вопросом. Что ей это даст? Чего она добивается и ради чего? Но сейчас всё стало ясно: то ли от усталости и болезни, то ли от расследования, окутанного туманом религиозных домыслов, на ум Еве приходило только одно слово, и ей хотелось его сказать: – Очищение.

От произнесённого слова по кабинету расползлась осторожная тишина. Слово напугало не только сидящего в красивом кожаном кресле мужчину, но, как казалось, и птиц, до этого момента певших в приоткрытое окно. Оба собеседника молчали, но каждый из них кричал в своей душе. Разрывал всё своё существо на куски от мыслей и вопросов, которые никогда не появятся на свет в виде слов. Спокойствие тишины иногда страшнее боли криков.

– Как идёт следствие? – что-то нужно было сказать. Кто-то должен был прервать молчание, заполнив пустоту. Астов взял в свои руки стопку скреплённых белых листов и небрежно кинул на стол перед Евой. – Этот отчёт просто курам на смех. Я давно не читал более нелепого, нескладного и поверхностного отчёта о расследовании. Видно, что ты делала его левой ногой перед сном, но я это проглотил. У тебя есть ровно десять минут, чтобы обрисовать ситуацию, иначе ввиду твоего физического состояния я буду вынужден передать дело другому следователю.

– Да? И кому? Панину? Давай, пусть весь город зальётся кровью.

– Тайнова, без сарказма. Рассказывай.

– Сегодня нашли ещё один труп. Пожилая женщина, тело растерзано. У нас ровно два дня, чтобы найти убийцу, иначе будет седьмая жертва. Сначала у него не было схематики по времени, но после третьей жертвы мы выявили систему. Он убивает раз в три дня, пока мы стабильно опаздываем на один день. Мы предполагаем, что готовиться он начал два года назад. Два года назад он создал группу помощи, мы не знаем, какого рода: психологической или религиозной, – но он называл себя помощником. Год на этих собраниях он выискивал себе жертв, втирался к ним в доверие. После он закончил эту деятельность и перешёл к другой, назовём её подготовительной, и месяц назад приступил к выполнению плана.

– Вот про этот план расскажи мне подробнее. Ты действительно думаешь, что он пишет телами имя?

– У нас есть все основания так полагать. Изначально и у меня были сомнения, и это была всего лишь теория, но теперь я уверена. И он не остановится, пока не напишет всё имя целиком. И если после этого не добьётся желаемого, а он не добьётся, то он начнёт снова.

– Я всю жизнь проработал, разыскивая убийц и маньяков, но такое в моей практике впервые.

– Всё бывает в первый раз. Мы знаем, в каком районе будет обнаружено следующее тело, и я прошу разрешения, чтобы перекинуть все выделенные ресурсы по патрулированию улиц туда.

– Получишь.

– Он страдает параноидальным бредом, он хочет спасти мир и жаждет второго пришествия. Его разум считает, что таким способом он ускорит процесс. Мы знаем о его мотивации, знаем, где он отбирал своих жертв, мы даже знаем, как его зовут, но мы ничего не знаем ни о нём, ни где его найти. Он хромает, и на этом всё. Никто не может его описать. Все его жертвы – одинокие люди. Никто его не знает. Он не совершает ошибок. Он словно призрак. Есть зацепка по его матери, но эта информация неточная. И его зовут Миша. Ты что-нибудь знаешь о «Божественной комедии» Данте?