Клаус-Петер Вольф - Ярость [litres]

На охраннике была толстая коричневая кожаная куртка с белым мехом внутри – идеальная для улицы и слишком теплая для помещения. Возможно, он не мог снять куртку, потому что его наплечная кобура вызвала бы беспокойство среди гостей.

Сзади, за столиком на четверых, рыжеволосая женщина лет сорока хотела показать подругам на смартфоне свой новый сайт, где был представлен ее бутик и которым она невероятно гордилась. Она удивлялась, что не получается войти в интернет.

– С этим новым телефоном одни проблемы, – ругалась она. – Я ему не нравлюсь!

Перед Генцлером стояли тарелка с отбивной из ягнятины и тарелка с жареным перцем и дзадзики. На маленьких зеленых перцах лежали большие крупицы соли.

Он ел руками, пачкая пальцы в жире. С впалыми щеками, он производил впечатление изнуренного марафонца. Обгрызенной костью в левой руке он показал на стул перед собой:

– Садитесь. Лучше я не буду подавать вам руки. Я смертельно голоден и уже сделал заказ. Ягненка следует есть горячим. Стоит ему немного охладиться, и мясо начинает вонять жиром и…

Гроссманн заказал бокал белого вина еще до того, как Кристос успел принести меню. Потом без спроса потянулся к перцам и запихнул один себе в рот. Он выбрал один из самых острых. Это ему понравилось.

– Сегодня всего два ангела-хранителя? Такой маленький состав?

Генцлер понимающе улыбнулся. Потом они начали разговор в привычной манере. Подслушивать мог любой. Хотя у Кристоса было довольно громко, люди за соседними столиками вполне могли расслышать каждое слово. А утечки информации были недопустимы.

Когда у Генцлера планировались опасные разговоры в общественных местах, он всегда заранее включал глушитель мобильных – маленькое устройство, подавляющее мобильную связь на расстоянии тридцати – сорока метров вокруг. Не работал даже мобильный интернет.

Кристос принес вино и меню.

Гроссманн попробовал и кивнул Кристосу, позволяя себе налить.

– Как далеко вы продвинулись? – спросил Генцлер, когда Кристос снова оставил их в одиночестве. – Моей жене уже не терпится.

– Я уже знаю, в чьей собственности находится картина, и поставил своего посредника в известность, что вы хотите ее купить. Но нам пока не известно, где владелец. Он много путешествует и тщательно оберегает свою частную жизнь. – Подернув плечами, Гроссманн добавил: – И я могу его понять.

– Но сроки уже поджимают.

Гроссманн язвительно спросил:

– День рождения вашей бабушки переносится?

– Нет, конечно. Но мы с супругой хотим отправиться туда как можно скорее, и хотелось бы уже иметь картину при себе. К тому же, как нам известно, за ней охотятся другие люди. Это вопрос цены?

– Как обычно.

Генцлер оторвал зубами кусок мяса от кости, сверкнув на Гроссманна глазами.

Тот почувствовал, что Генцлер готов с не меньшим удовольствием отгрызть и проглотить кусок его руки. И не делает этого исключительно из соображений приличия.

Гроссманн задал встречный вопрос:

– Да, и почему Кристос не стал сапожником, а Папа Римский – боксером? Почему я женился на своей жене, а не на вашей?

Генцлер вздрогнул от этой мысли.

– Я не женат, – возразил он.

– Я тоже, – сказал Гроссманн и посчитал результат разговора за собственную победу: Генцлер впервые проговорился о своей частной жизни.

Генцлер, которого звали точно не Генцлер, точно знал, что Гроссманн обвел его вокруг пальца. Он понимал, насколько опасен этот человек, и совершенно не хотел, чтобы он узнал слишком много. Однажды, когда все эти дела будут в прошлом и, возможно, даже кончатся плохо, Гроссманн может попытаться отомстить. С такими людьми никогда нельзя знать наверняка.

Генцлер так много тренировался не выдавать никакой информации о своей личной жизни. Он никогда не встречался с посредниками в том месте, где живет. Никогда не надевал одежду, которую носил в обычной жизни. Даже шутки в частной обстановке и на работе он рассказывал разные. И смеялся как совсем другой человек. А теперь это.

Да, ничего страшного не произошло. Гроссманн теперь точно знал, что он холостяк. Но все же. Таких ошибок допускать не следует.

Кристос подошел к столику. Гроссманн заказал дорадо и « порцию этих восхитительных перцев ».

Генцлер вернул разговор в основное русло:

– Как я сказал, время поджимает. Мой друг, с которым вы уже имели дело, высказал предположение, что вы, возможно, работаете и на других заинтересованных. Пытаетесь угнаться за двумя зайцами?

– У меня серьезная деловая репутация, я всегда держу слово.

– У меня есть какие-нибудь гарантии? Я слышал, вы поменяли место жительства. Ваш… Ваша старая вилла вам больше не нравилась?

Гроссманн сразу прекрасно понял, что Генцлер умышленно чуть не сказал « пентхаус » вместо «вилла». Другому человеку это показалось бы простой оговоркой, но Гроссманн воспринял услышанное как угрозу. Может, Генцлер хотел намекнуть, что может каждый раз разоблачать его новую личность. Гроссманн не мог оставить без внимания такую угрозу. Намек разворачивал игру не в его пользу.

– Как поживает ваша сестра? Надеюсь, хорошо, – улыбнулся Гроссманн. – К сожалению, я не смог прийти на ее день рождения. Только отправил букет цветов. Надеюсь, они пришлись ей по вкусу.

На мгновение Генцлер окаменел. Он совершенно забыл про еду и никак не мог взять под контроль нервное подергивание бровей, хотя привык сохранять хладнокровие в экстремальных ситуациях. Он потер глаза, словно туда что-то попало.

– Кажется, что-то вызвало у меня аллергию, – сказал он, и Гроссманн понял, что глубоко задел его.

Гроссманн принялся рассказывать легкомысленным тоном:

– По дороге сюда я видел, как двое парней примотались к девушке. Пришлось вмешаться и провести с ними беседу. Один пригрозил мне: « Я знаю, где твой дом, старик ».

– Да, – протянул Генцлер, – система образования в Германии оставляет желать лучшего.

При этом он задался вопросом, блефует ли Гроссманн или действительно знает, где находится его квартира. В это сложно поверить, но, с другой стороны, откуда у него адрес его сестры? Откуда Гроссманн вообще знает, что у него есть сестра?

Внезапно Генцлер почувствовал себя голым. Он всегда предпочитал действовать из укрытия. Чувствовал превосходство, потому что его нельзя было привлечь к ответственности. Анонимность была его силой.

– Мы оба хотим, чтобы ваша бабушка получила желаемое, – сказал Гроссманн.

Какое-то время Генцлер стоически ел, не отрывая глаз от тарелки, словно боялся, что у него отберут еду. Гроссманн заметил, что Генцлер жует все с большим ожесточением.

– Вам не следует беспокоиться, – заверил Гроссманн, – я не подведу вас и вашу бабушку. Я – честный делец. Вы получите картину, как только она будет у меня.