Клаус-Петер Вольф - Ярость [litres]

Эта белокурая женщина с пламенем возле шеи – точно не профессионал. Новичок. Хоть и чертовски хороший.

За последние недели он посетил все мероприятия по женскому боксу в радиусе двухсот пятидесяти километров. Стал настоящим специалистом и даже начал получать от этого удовольствие. Но той блондинки нигде так и не увидел.

Вряд ли эта необычная татуировка была приклеена лишь на время, чтобы направить на ложный след. Она не могла предвидеть, что Тийс Кремер попадет в аварию именно в этот день. Или она преследовала его уже давно? Возможно, авария была спровоцирована?

Он погладил Ингу по лицу. Она заснула на диване с томиком стихов. В окно светило солнце, а по подоконнику топтался туда-сюда ворон, заглядывая в квартиру, словно жилец, забывший ключи.

Он испек яблочный пирог, и в доме стоял приятный аромат. Они жили, словно завтрашнего дня не существовало. Ни обязанностей, ни других людей.

Анна Катрина горько рыдала. Но при этом в ней росло неукротимое желание преодолеть это испытание хотя бы ради того, чтобы попросить потом прощения у Уббо Гейде. Обидеть его теперь казалось ей сродни танцам на могиле собственного отца.

Машина резко затормозила. Ее отбросило в угол, и она больно ударилась плечом. Послышались чьи-то шаги по гравию, и дверь открылась.

Там, в сверкающем свете, стояли трое мужчин. Двоих она уже знала, а третий был лет на десять старше их, в кобальтово-синем старомодном костюме с желтым кожаным галстуком.

Двое мужчин залезли в салон, чтобы забрать ее.

– Это незаконное лишение свободы, – твердо и деловито сказала она. Этими словами она пыталась как-то восстановить реальность, хотя бы для себя. Она не была больна, а они не были персоналом больницы – она была главным комиссаром, а они – бандитами. В лучшем случае. Еще можно было сказать, что они – преступники, а она – жертва.

Нет, она не хотела быть жертвой!

В салоне было недостаточно места, чтобы в одиночку бороться с двумя. Каждый из мужчин сосредоточился на одной из ее рук, они хотели взять ее под контроль и вытащить наружу.

Более неосторожного она ударила ногой в ребро, и он сразу начал задыхаться. Он смотрел на нее неверящим взглядом и ощупывал обеими руками пораженное место, своей растерянностью дав ей возможность нанести удар в нос.

Голова парня с треском откинулась назад, и он ударился об машину. У него из носа потекла кровь.

Второй всем весом навалился на Анну Катрину и вжал ее в сиденье. Он дыхнул ей в лицо запахом табака.

Тот, которому она сломала ребро и расквасила нос, ругался:

– Проклятая стерва!

Анне Катрине удалось подобрать ноги и захватить ими своего противника. Тот принялся судорожно хватать ртом воздух и размахивать руками, словно пытался улететь прочь. У него покраснело лицо. Он явно был не в лучшей форме.

Очевидно, оба не были опасными противниками.

И тут в салон залез мужчина в забавном костюме и с ужасным галстуком. Держа в руке шприц, он покачал головой и схватил Анну Катрину за левую руку. Он сказал:

– Что за балаган…

А потом вонзил иглу в ее тело.

Она почувствовала, как в нее проникает препарат. Потом ей стало жарко.

Захваченный ею мужчина еще барахтался, но она утратила контроль над мускулами. Ноги повисли у него на плечах, словно две колбасы. Анна Катрина услышала собственный смех и возглас:

– С едой играть нельзя!

Или это уже был сон?

Кхалид Мариус Ляйстер отправился к Серкану Шмидтли сразу, как ему позвонили. Это было делом чести. Чего бы Серкан от него ни потребовал, Кхалид был готов немедленно это выполнить. Серкан был для него как отец, он был его покровителем, его шефом.

Кхалид хотел занять более высокую должность в группировке Серкана. Пиццерия – тоже неплохо, ему нравилось здесь работать, особенно теперь, когда Тумма больше не было и он распоряжался всем в одиночку. Теперь он стал здесь маленьким богом и делал все по собственному усмотрению. Но Кхалид прекрасно понимал, что все целиком зависит от Серкана. Человек должен принадлежать к той или иной группировке. Иначе его быстро прикончат.

Люди Серкана не были для него группировкой. Скорее семьей, где все друг друга поддерживали и были друг другу симпатичны.

Он гордился, что его позвал Серкан, и при этом смутно подозревал, что ему придется заканчивать дело, при котором потерпел неудачу Тумм.

Нет, в самоубийство Тумма он не верил. Тумм скорее убил бы десятерых, чем себя самого. Он был не из таких.

Кхалид намеревался образцовым образом довести дело до конца ради удовольствия Серкана. Неважно, что придется делать.

Большим удовольствием было вот так вот сидеть и пить чай с Серканом. Эта толстуха, которая всегда была рядом с ним, обращалась к Кхалиду с уважением и благосклонностью. Она приготовила настоящий турецкий чай и разлила его из чудесного старого чайника по стаканам, которые достались Серкану от матери.

Серкан пожаловался, что сейчас очень трудно достать хороший турецкий чай. Даже его дядя из Диярбакыра, который очень придерживался традиций, начал пить остфризский чай.

Владимир Куслик и его брат Борис руки бы отдали на отсечение, чтобы оказаться на моем месте, подумал Кхалид. Оба русских перебежчика не входили в группу Серкана. Они работали на него как наемники, иногда выполняя грязную работу, к которой Серкан не хотел иметь отношения. Поэтому некоторые поручения он подсовывал русским.

Тумм слышал опасения, что однажды эти двое захватят все в свои руки. Якобы Серкан давал им слишком много возможностей и власти. Но очевидно, ветер переменился. В будущем Кхалиду следует их остерегаться. Для этих людей нет ничего святого.

Кхалид почувствовал себя особенно польщенным, когда Серкан с дружелюбной улыбкой отослал толстуху прочь.

– А теперь, – спокойно сказал Серкан, – у нас будет мужской разговор.

Она поправила плед, укрывавший ноги Серкана, и с радостным видом попрощалась. Как только за ней закрылась дверь, Серкан стал совершенно серьезен. Он сказал:

– Я хочу, чтобы ты сделал мне одолжение. Я же могу на тебя положиться?

– Разумеется. Я всегда…

Серкан с мягкой улыбкой поднял правую руку.

– Знаю, мой друг, знаю. Меня не интересуют деньги. За деньги можно купить кого угодно. Мне нужна преданность. Настоящая преданность.

– Да, у нас еще в почете такие ценности, как честь и…

Кхалид приложил правый кулак к сердцу.

Серкан заговорил тихо, с заговорщицкой интонацией:

– Я хочу, чтобы ты для меня кое-кого…

Он не договорил, а жестом показал, будто перерезает кому-то глотку. Потом продолжил:

– Без большого размаха. Чисто и быстро. Без особой жестокости. Нужно просто ее убрать.

Тумм предпочитал использовать слово «убрать» вместо «убить».