Владимир Турунтаев - Имитация

— Понимай как хочешь, — сказал Филипп, вылезая из-за стола и направляясь к окну.

— Ты в баню ходишь? — спросил Брянцев.

— Давно не бывал, — буркнул Филипп, не оборачиваясь.

— Но ты ведь знаешь, какая особенность у банного листа?

— Да знаю, знаю… Ну, так ты что решил?

Брянцев испустил тяжкий вздох.

— Дай немного подумать!

— Конечно, подумай! — охотно разрешил Филипп. — А вообще-то, дело в самый раз для «важняка».

— У меня знаешь, сколько таких дел в производстве? — Брянцев указал кивком на широкий, вместительный сейф.

— Ну, знаю: в основном, с мясниками возишься, — сказал Филипп. — А тут уникальная ситуация.

— В каком состоянии сейчас Ионин?

— Позавчера сделали вторую операцию. Состояние тяжелое, в сознание так и не пришел.

— Что говорят врачи?

— Ничего пока не говорят.

— Подозреваемые не установлены?

— Пока нет, но как раз сегодня я получил кое-какую информацию. Если она подтвердится, то на днях будет свидетель, который в момент нападения на Ионина случайно оказался поблизости и, возможно, запомнил хотя бы одного из нападавших в лицо. Из вещдоков имеются окурки и орудие нападения.

— Ладно, — обреченно махнул рукой Брянцев и выдвинул самый нижний ящик стола. Сейчас примем по грамульке, и ты еще раз подробно все расскажешь.

— Я бы еще кофе заказал.

— Одну порцию?

— Пока хватит одной.

— Два двадцать с вас. Зелеными.

— Получи и распишись, — Филипп показал фигу.

— До моей Машки тебе далеко, — спокойно парировал Брянцев, включая чайник. — Вчера после болезни сходила в садик. Вечером спрашиваю: «Машенька, как тебя мальчики-то встретили?» «А ну, говорит, их на хей!». У меня, челюсть отвисла. «Машенька, — говорю, — разве так можно?». А она: «Папа, это ведь такая шутка!»

— Сколько ей? — спросил Филипп.

— Через месяц три с половиной годика исполнится. Все буквы знает. Умная — спасу нет.

В Торске Валентин не знал, что такое простуда. Если не считать обязательных для работников завода профилактических осмотров, можно считать, что он за все годы проживания в Торске ни разу не был у врача.

Возможно, сказалась перемена климата, только не прошло и двух месяцев со времени приезда в Екатеринбург, как однажды ночью у него поднялся жар. Он метался в постели, пытаясь в беспокойном поверхностном сне ухватить руками и соединить концы телефонного провода. Утром его разбудил Олег:

— Опоздаешь на работу!

Яркий свет электрической лампочки резал глаза. Валентин хотел сказать, что сейчас встанет, но вместо слов изо рта у него вырвалось лишь бессвязное сипенье, и острая боль резанула горло.

Олег приложил к его лбу ладонь.

— Мать честная! — и побежал на вахту вызывать врача.

Никаких лекарств, а толстая неповоротливая врачиха выписала целую пачку рецептов, Валентин покупать не стал. Температура сама прошла, остался только насморк и слегка побаливало горло. Закрывая больничный лист, врачиха выписала ему направление на УВЧ. Он покинул поликлинику, даже не поинтересовавшись, где находится процедурный кабинет.

Однако к вечеру нос у Валентина так заложило, что дышать он мог только ртом. Промаялся всю ночь, весь следующий день, а вечером после работы побрел в поликлинику.

В физкабинете медсестра в марлевой повязке усадила его перед аппаратом и, перевернув песочные часы, вышла в соседний кабинет, прикрыв за собою дверь. За несколько секунд до истечения песка вернулась, чтобы отключить аппарат, сделала отметку в направлении и, опахнув Валентина ароматом духов, обласкав взглядом темно-карих продолговатых глаз под черными узкими, круто взлетающими бровками, направилась за ширму, где на кушетке, залитой ослепительно ярким голубоватым светом, лежал мужчина с хорошо развитой мускулатурой, в темных очках и плавках. Валентин проследил взглядом за легкими шажками ее смуглых ног, такими плавными, словно шла она по воздуху, совсем не касаясь пола, и ощутил острое чувство ревности.

На другой вечер, когда он опять шел в поликлинику, у него слегка замирало в груди от предвкушения новой встречи с кареглазой сестричкой. Однако в процедурном кабинете его встретила крашеная блондинка предпенсионного возраста. Валентин растерянно огляделся: «А где.?» — «Изольда? — в бесцветных глазах блондинки дрожала откровенно издевательская усмешка. — Ножку подвернула… Ножку…»

За пять сеансов с насморком было покончено, и Валентин решил на УВЧ поставить жирную точку. Вечером после работы, не спеша перекусив в общаге, он спустился на вахту и позвонил Иде. Хотел выспросить новости, но у Иды сидела Лина, и разговор о главных новостях не получился.

— Приезжай, — сказала Ида. — У нас тут вкусная рыбка. И еще что-то…

Лину он не переваривал, почему — и сам не знал.

— Мне на УВЧ надо, — сказал он первое, что пришло в голову, и в тот же миг почувствовал какое-то необъяснимое беспокойство. Глянул на часы: было без двадцати семь. Физкабинет работал до семи. «Не опоздать бы!».

— Ну конечно, конечно, иди лечись! — безоговорочно одобрила Ида его благое намерение. — А завтра обязательно надо встретиться…

— Да. Ну, пока!.. — Положив трубку, стремглав поднялся в комнату, оделся и побежал в поликлинику.

У двери в физкабинет не было ни души. Он потянул на себя дверь и заглянул внутрь. В кабинете было пусто. Однако свет горел.

Валентин тихонько кашлянул, и в ответ из-за ширмы как эхо донесся легкий шелест. В следующий момент оттуда вышла сестра в белом халате и без маски.

— Я опоздал? — спросил Валентин.

— Ну, и молодец, что пришли! — сказала сестра, и он узнал эти продолговатые темные глаза с круто взлетающими бровками.

Тем не менее само лицо показалось ему совершенно незнакомым и чужим.

На этот раз, перевернув песочные часы, она никуда не ушла. Присев сбоку на стул, стала ждать.

— Как ваша нога? — спросил Валентин.

«Ножку подвернула. Ножку…»

— Еще побаливает, — сказала сестра и неожиданно спросила: — Вы где живете?

— На улице Грозина, — сказал Валентин.

— Тогда нам немножко по пути. А то я уж запаниковала: Дороги ужасные, а сейчас так темно…

Дороги для пешей ходьбы и в самом деле были ужасные. С самого ноября снег падал почти не переставая. В газонах его намело по пояс, а тротуары поднялись чуть не на полметра. Все бы ничего, да вот зима пока что стояла сиротская, не зима, а сплошные оттепели: днем тротуары развозило, а к вечеру вымешенную ногами снеговую кашу примораживало, и тогда пешеходы на бугристой заледенелой коросте тротуаров здорово смахивали на эквилибристов.

Пока Изольда переодевалась, он дожидался ее в коридоре, и когда из дверей физкабинета вышла, прихрамывая, улыбающаяся длинноногая красотка в узких брючках, теплой кожаной куртке и белой вязаной шапочке с помпоном, опять в голове явственно прозвучали язвительные слова ее пожилой сменщицы: «Ножку подвернула. Ножку…»