Агата Кристи - Операция «Катамаран». Падение. После похорон

Он широко и дружелюбно улыбнулся. Анна знала его недостаточно хорошо, поэтому выбрала нейтральную интонацию.

— Что конкретно вы хотели бы узнать?

Расмус кинулся в бой:

— Официальная статистика говорит, что в уголовной полиции Эгесхавна процент раскрытия преступлений за период с 1971 по 1979 год снизился с 45 до 25, однако полиция в это же время и не запрашивала и не получала подкрепления. Хотелось бы узнать, касается ли этот процент мелких преступлений, таких, как насилия и кражи, и что думает делать полиция?

Анна ответила вежливо, достаточно уклончиво:

— Когда читаешь, что число объявленных правонарушений удвоилось, понимаешь, что в уголовной полиции должны определить очередность задач. Сегодня еще бывает трудно раскрыть все преступления. Во всяком случае, мы стараемся выявить и подключиться как можно раньше, когда шанс еще велик.

— Это касается всех нарушений закона в городе?

— Мы бы очень хотели, чтобы все нарушители закона в Эгесхавне были бы наказаны, но это зачастую невозможно из-за нехватки людей и… — Она остановилась, ибо не хотела касаться этой стороны проблемы. Расмус был похож на хищника. Его уши буквально стояли дыбом. Было бы приятнее, если б он либо коротко остриг волосы, либо, наоборот, дал им отрасти и закрыть эти самые уши, которые сейчас топорщились от любопытства.

— И что?

— Я хотела подчеркнуть, что нехватка кадров в полиции только одна сторона дела. Другая — в обсуждении проблемы. Необходимо не просто признать, что преступность растет, а поставить на карту все, чтоб избежать возможных нарушений.

— Вы говорите о предупреждении преступлений?

— Да!

— Должно ли это, по вашему мнению, интересовать комиссара уголовной полиции, которому в жизни приходится решать уже возникшие проблемы?

— Это тема желанной дискуссии, в которой, уверена, многие датские криминалисты хотели бы принять участие.

— Ну что ж, может, мы добьемся, пока молодая женщина-комиссар уголовной полиции в Эгесхавне…

Анна резко оборвала его. Вот уже два месяца вокруг болтали этот вздор. А рожа у Расмуса была настолько нахальна, что она с трудом сдержала себя. Ей вполне хватило воспоминаний, когда она с плохо скрываемым раздражением, пытаясь призвать на помощь уважение к государственным порядкам и свою вежливость, отвечала на подобные вопросы корреспондента женского иллюстрированного журнала. Терпению пришел конец.

— Нет такой официальной должности, как женщина-комиссар. Вбей себе это в башку немедленно. И если еще раз попытаешься играть в подобную детскую игру, можешь сразу искать другую работу.

Он получил удар. Попытался ухмыльнуться, но ничего не вышло. Больше не о чем было разговаривать. Расмус предпочел уйти.

Работа в полицейском участке, безусловно, имела свои преимущества. Всегда, например, под рукой был транспорт. Необязательно автомобиль. Правда, случалось и так, что все патрульные машины одновременно были или в разъезде, или в ремонте, или с неофициальными поручениями у кого-нибудь из полицейских дома, например, если жена жаловалась, что тот забыл бутерброды.

В настоящий момент в гараже имелись в наличии старый «Таунус-20» и новая «вольво». Петера Франка чуть-чуть угнетала совесть из-за выпитого накануне вечером вина, да и хотелось немного размяться. В эти дни чувствовалась нагрузка. А что может быть лучше полицейского велосипеда для этой цели? Особенно если надо добраться до Клевервей, где живет Аксель Иверсен.

Велосипед попал к ним из бюро находок, и хотя все найденные предметы обычно продавались, а доходы поступали государству, этот черный мужской велосипед, с потертым седлом и обтянутым кожей рулем по непонятным причинам был повышен в должности и стал полицейским велосипедом.

Франк покосился на легкие серые облачка, бегущие по небу. Первая половина дня уже выдала пару непродолжительных дождей, но, если ты одет в соответствующую голубую куртку с капюшоном, тебе не будет очень уж скверно.

Он поехал сначала по центральной улице, потом свернул на Хавнегаде и там обнаружил улицу Клевервей, одну из многих, соединявших Хавнегаде с центром. По обеим сторонам улицы стояли пять-шесть красных трехэтажных домов. Как на подобных небольших улицах в центре. Не очень-то оригинальные постройки, но достаточно удобные для жилья, они были возведены в тридцатых годах. Безусловно, центр — не то место, куда хотелось бы сегодня переехать. Особо, если человек может позволить себе не жить в дешевой квартире, если не привязан к месту. Каждому в наши дни хочется иметь и покой, и тишину, и лишнюю ванную комнату, и возможность прогулок с собаками после десяти вечера.

Петер Франк предварительно проверил, числится ли Иверсен на бирже по трудоустройству. Ему сообщили, что он до сих пор безработный. Иверсен жил на втором этаже с левой стороны. Дома его не оказалось.

На двери была простая надпись: Аксель Иверсен.

Петер позвонил пару раз, подергал ручку. Никто не открывал. Он позвонил соседям справа. Видимо, сначала на него посмотрели через глазок, потом дверь распахнулась, и, прежде чем Франк открыл рот, соседка выпалила:

— Акселя нет дома. В это время дня его никогда не бывает, он всегда уходит в половине десятого. — На вид ей было около шестидесяти лет, и она даже не пыталась скрыть, что не очень-то симпатизирует Акселю Иверсену.

— Куда?

— В кафе у автобусной станции. Найдете его там. Он там часто сидит с такими же. Играют в карты.

Франку не хотелось благодарить женщину за информацию. Странно устроен человек! Иногда он доволен тем, что узнал, а иногда не хочет ничего знать. Женщина продолжала:

— Ему ведь надо чем-то жить, не правда ли? Жена с ребенком убежала от него, получает пособие. Она работает к тому же. Ну а ему лишь остается играть в карты. Не согласны?

Франк был, согласен. Значит, теперь все происходит на автобусной станции. Они знали, что станция в известные периоды, особенно зимой, теплое местечко для многих, но не знали, что в ход пошли карты.

— А как выглядит Аксель?

— Это еще зачем? — Женщина отступила в глубь коридора. При этом ее самодовольное лицо сморщилось в дурацкую гримасу. Франк показал свое удостоверение, чем вызвал новый прилив словоохотливости:

— У него борода достаточно большая, очень черная. Он бывает грубым, если его тронешь. Никогда не знаешь, что и когда может случиться. Когда он пьян, глаза становятся совсем крохотными. Тогда я его очень боюсь.

Петер Франк хорошо потренировался в тот день. Автобусная станция была недалеко от центра, но в стороне, противоположной Клевервей. По дороге он попал под мелкий, к счастью, короткий дождь, который спокойно моросил, а не хлестал, как обычно бывает при западном ветре. Дорога была не слишком долгой и заняла десять минут. На последней дистанции огромный автобус заставил Франка свернуть с мостовой на тротуар.