Геннадий Сорокин - Письмо ни от кого

– Давайте подведем итог технической стороны дела, – предложил Малышев. – Как пояснил мне кагэбэшник, из конструктора «Юный связист» можно собрать пульт для дистанционного включения телевизора или коротковолновый маломощный передатчик. Найденный в урне пульт – это прибор, посылающий радиосигнал на определенной частоте. Грубо говоря, пульт – это передатчик, а устройство в бомбе – приемник. У нас есть пульт, который может быть передатчиком для радиовзрывателя, а может и не быть. Давайте оставим один процент на то, что этим пультом радиолу включали.

– На пульте нет чужих отпечатков пальцев? – спросил Клементьев.

– Никаких нет. Дежурный его за плоские поверхности руками не брал.

– Тогда это не пульт от радиолы, – уверенно заявил Геннадий Александрович. – Простой радиолюбитель не станет отпечатки пальцев со своего изделия стирать. Это пульт от бомбы или полный аналог такого пульта.

– Не удивлюсь, если следователь прокуратуры затребует фотографии всех сотрудников УВД, – сказал я. – Пульт в урне прочерчивает явный след от кафе к нам.

– Я так же думаю, – подвел итог Малышев. – Пульт – это намек, что милиционеры, которых впустил во «Встречу» швейцар, – наши работники. Давайте готовиться к грандиозной провокации. Под подозрение может попасть любой сотрудник УВД, который не имеет алиби на момент взрыва.

– Если Самошкин замешан в этом деле, то ему ничего не стоит ткнуть пальцем в любую фотографию, и доказывай потом, что ты не верблюд! – развил мысль начальника Клементьев. – У меня железное алиби – я был в управлении, а вот у моих оперов, кроме Матвеева, такого алиби нет. Взрыв был в субботу вечером, все уже разошлись по домам.

– Геннадий Александрович, держи Самошкина на контроле, – велел Малышев. – Постарайся сделать так, чтобы прокурорский следователь не оставался с ним один на один.

– Буду держать руку на пульсе, – заверил Клементьев.

– Вот и договорились! – Малышев достал сигареты, попросил меня открыть форточку.

Постучавшись, в кабинет вошла секретарша, положила перед начальником пачку документов на подпись. Николай Алексеевич по скрепкам посчитал, сколько бумаг придется подписывать, и отодвинул всю пачку в сторону.

– Как праздники встретили? – спросил он.

– Да так себе, – неохотно ответил Геннадий Александрович. – На сухую праздник за праздник не считается.

– А как ты, Андрей Николаевич? Каблуки не отбил, когда с богатеями отплясывал?

– Где это ты был? – удивился Клементьев.

– Во «Встрече» с Коваликом Новый год встречал, – начиная злиться, ответил я. – Николай Алексеевич, я в кафе не видел ни одного знакомого. Кто вам уже успел меня застучать?

– Не ломай голову! – засмеялся начальник. – Ты этого человека не знаешь. Он тебя тоже не знал, да Ковалик перед гостями похвалился, что у него есть друг в городской милиции, Андреем Николаевичем зовут. Мне приятель звонит, спрашивает: «Это не твой ли зам у директора «Встречи» в друзьях числится?»

– Я занимался в кафе оперативной работой, – нагло заявил я. – Все остальное – наговор.

– Нисколько не сомневаюсь, что ты водку пил только в силу служебной необходимости, – сыронизировал Малышев. – Мне, Андрей Николаевич, как-то без разницы, с кем ты досуг проводишь, а для областного управления справочку подготовь. Дойдут до них слухи, что для тебя Ковалик песни под гитару пел – тут ты одними словами не отделаешься.

– Я в новогодний вечер завербовал перспективного агента. В понедельник личное дело представлю.

– Кого завербовал? – хором спросили Малышев и Клементьев.

Не успел я ответить, как они застрочили наперебой:

– Ковалика вербанул? Кого-то из обслуги? Жену Ковалика? Она, говорят, с базы тащит все, что плохо лежит? Неужели дочку директора на чем-то подловил?

– До понедельника ничего не скажу, – твердо заявил я.

– Вот интригана вырастили, – засмеялся Малышев. – Темни до понедельника, а там посмотрим, кого ты в свои сети заманил.

От начальника мы с Клементьевым вышли вместе. В коридоре Геннадий Александрович засыпал меня вопросами:

– Андрей, тебя рябчиками угощали? Ты не увиливай от ответа, колись, что буржуи едят? Лягушачьи лапки тебе предлагали? А омаров? Скромно что-то ты Новый год отметил: ни лягушек, ни омаров, словно в обычной советской забегаловке посидел. Выпивка-то хоть нормальная была, сивухой не отдавала?

Не ответив и на половину вопросов, я свернул по коридору и спустился к начальнику городской инспекции по делам несовершеннолетних Маслаковой.

– Лилия Петровна, пацана из «Встречи» уже установили?

– Конечно. Мальчик из шестого интерната. Зовут Прохоренко Борис, четырнадцать лет, учился в седьмом классе. Отец и мать у него – алкоголики, лишены родительских прав. Опекой над ребенком до недавнего времени занималась бабушка, но она уже старая и больная, так что на выходные забирать его в семью было некому.

– Лилия Петровна, я пошлю к вам Далайханова, выделите ему двух самых толковых инспекторов. Я хочу без лишнего шума прошерстить интернат, посмотреть, что там да как.

– Сегодня у тебя вряд ли что-то получится. Первый рабочий день в году, на разбор полетов в интернат все начальство съедется.

– Ничего, Айдар найдет с кем поговорить.

Еще до прихода на работу я продумал план действий по «клубку». Начинать надо было с двух направлений: пацан и Шафиков. Покойным кооператором я решил заняться сам, мальчишку оставил Далайханову.

– Возьми у Маслаковой двух инспекторов и поезжай в интернат, – инструктировал я Айдара. – Меня интересует все, что связано с пацаном, но, самое главное, установите, кто был его другом, с кем он мог делиться своими радостями и горестями.

– А если у него не было друзей? – с сомнением спросил Далайханов. – Вспомни, свидетели говорили, что паренек был немного того, с явными признаками умственной отсталости.

– Друг должен быть у каждого человека, – уверенно заявил я. – Даже самый нелюдимый субъект время от времени будет испытывать потребность в общении.

– Общаться – не значит раскрывать душу.

– Тут ты не прав! У нас не совсем обычный подросток, а умственно отсталый. Представь его жизнь: ровесники и старшие ученики издеваются над ним, взрослые относятся к нему со скрытым презрением. Социум отвергает его. Чтобы не сойти с ума и элементарно выжить, наш паренек, как любой другой изгой, должен погрузиться в свой выдуманный мир, там, где он будет востребованным героем и умницей. Мысль улавливаешь?

– Пока нет.

– Прохоренко витает в своих несбыточных мечтах. В силу слабоумия он не может объективно оценить свои возможности и жизненные перспективы. Он надеется неизвестно на что, на чудо. Ему кажется, что завтра грянут великие перемены, и он в одночасье превратится в легендарного летчика, или в удачливого бандита, или в великого спортсмена. Он ждет чуда, он каждый день ждет перемен, и тут появляется некто – человек, который говорит: «Боря, отнеси дяденькам в кафе тортик, и я исполню все твои мечты! Ты станешь умным, сильным и красивым, и все девчонки в интернате полюбят тебя». Прохоренко безоговорочно верит своему новому знакомому. Он уже убедился, что этот человек – не трепло, что он действительно многое может. Представь состояние всеми презираемого подростка, у которого появился шанс вырваться в другую жизнь и навсегда забыть об унижениях в интернате. Представил? Его будет распирать от сознания скорых перемен, и он обязательно поделится своей удачей с близким другом.