Геннадий Сорокин - Письмо ни от кого

– Немного не так, – обдумывая каждое слово, ответил Почемучка.

– Зайдем с другой стороны. Яковлев там оказался случайно или он в одну дуду с Демушкиным дул? Зачем вообще на этой встрече был человек, который ни к воровскому миру, ни к производству ложек отношения не имеет?

– Японский контракт – это целиком и полностью идея Яковлева, – огорошил меня Почемучка. – Это с его подачи и через его знакомых Шафиков ездил в Токио: молодежные организации, обмен опытом становления кооперативного движения… Яковлева по каким-то причинам за бугор не выпустили, и все дела в Японии проворачивал один Шафиков.

Почемучка достал еще папиросу, повторил ритуал продувки гильзы, прикурил от спички.

– Все думают, что Шафиков приехал к нам в город богачом, этаким денежным мешком с лесоповала. Деньжата у него действительно были, но не такие, чтобы три цеха на ровном месте арендовать. Это мы его деньгами ссудили на первых порах.

– Как-то не по понятиям – деньги в рост давать, – осторожно заметил я.

– Перестройка! – ответил мне металлической улыбкой Почемучка. – Деньги не пахнут! На какие шиши ты будешь зону греть, никого не волнует. У грузинских воров давно все капиталы в цеховиков вложены, никто же не попрекает их, что они живут не по понятиям.

– У Яковлева была доля в кооперативе Шафикова?

– Он – голодранец, вовремя ухватившийся за молодежную тему… Ты все ходишь вокруг да около и не знаешь, как спросить: каков был расклад во «Встрече»? Я спросил у Лучика, как нам поступить. Он так решил: если вы даете нам расклад по «Белой стреле», то мы темнить не будем. Если нет – то разговора не получилось.

– «Белой стрелы» в городе нет, а если она есть, то я лично о ней ничего не знаю. На чем мне отсюда можно уехать?

Я поднялся с места, одернул куртку, поправил шарф.

– Не спеши, – угрожающим тоном велел Почемучка. – Мы отвезем тебя, за транспорт не беспокойся. Так ты утверждаешь, что у нас в городе нет никакой «Белой стрелы»?

– Одно убийство, совершенное одним человеком, – это десять лет лишения свободы. Убийство, совершенное группой лиц – пятнашка. Два групповых убийства – вышак. За «Встречу» организатору взрыва – сто процентов лоб зеленкой намажут. Представь, что ты – главарь «Белой стрелы». Как ты объяснишь своим подельникам, что хочешь их всех под расстрел подвести? Четыре трупа по отдельности – это четыре приговора по десять лет. Один взрыв в многолюдном месте – всем вышак. Ради чего подельники главаря «Белой стрелы» должны жизнью рисковать? Ради абстрактной справедливости?

Почемучка вдавил окурок в пепельницу, натужно откашлялся, сплюнул в корзину для бумаг.

– Совсем здоровье сдает, – пояснил он. – Ты хорошо все объясняешь, но ты ведь только за себя говоришь, а не за всех ментов. Отморозков везде хватает: и у нас, и у вас.

– Дайте нам шанс разобраться с кафе, и мы тогда узнаем, есть у нас «Белая стрела» или нет. Если взрыв – дело рук моих коллег, я никого покрывать не стану.

– Хорошо, посмотрим, что из этого выйдет. Слушай расклад. С японского контракта нам причиталась одна треть, еще треть должна была пойти в дело, и треть была долей Шафикова. Яковлеву за посреднические услуги мы пообещали хорошую иномарку. Демушкин потребовал треть контракта не вкладывать в закупки японских товаров, а отдать ему. Тихон сказал, что если Демушкин добром не уймется, то мы объявим ему войну.

Я сидел и не знал, что сказать. Новые обстоятельства переворачивали все с ног на голову. Я был уверен, что Тихон в кафе был нейтральным арбитром, а он, оказывается, приехал войну объявить. Если бы не взрыв во «Встрече», то сейчас в городе разразилась бы первая мафиозная война за передел рынка собственности. Кто-то, пожертвовав пятью жизнями, установил временное хрупкое перемирие.

– У вас все были за войну? – спросил я.

– Демушкин не оставил нам другого выхода. Дело принципа: или мы отстоим свои позиции, или он подвинет нас неизвестно куда.

– За Демушкиным никого, кроме членов его «Сибирского объединения ветеранов Афганистана», нет. Он что, решил в одиночку вас свалить? Бодался теленок с дубом! Тут что-то не так. Здесь должен быть третий игрок, который в последний момент передумал и всех грохнул.

– Ищи, кто был третьим или пятым, или двадцать пятым. Я пошел тебе навстречу, теперь ты дай слово, что если у нас в городе появится «Белая стрела», то лично мне об этом расскажешь.

– Договорились. Я покрывать бандитов не намерен.

Почемучка прошел к двери, выглянул в коридор.

– Отвези человека! – приказал он кому-то.

Я собрался, спустился на первый этаж. Из своего закутка вышла Стелла. Взгляд ее прекрасных глаз был добрым и печальным, словно она заранее скорбела по чьей-то напрасно погубленной душе.

Через полчаса Лапоть привез меня во «Встречу». Левая кабинка была занята, директорский стол все еще свободен.

– Евгений Викторович! – подошел я к Ковалику. – Мой друг с обувной фамилией оплатил заказ, так где же мой эскалоп, где мои оливки? Где мой коньяк? Я не Почемучка, мне законы воровской скромности пить коньяк не запрещают.

– Сейчас все будет! – прищелкнул пальцами Ковалик.

Маша Ивлева, сидящая за столиком в углу зала, скользнула по мне безразличным взглядом и продолжила с увлечением слушать разодетого в импортные шмотки субъекта, судя по всему, начинающего и пока еще успешного кооператора.

Во вторник, на два дня раньше запланированного срока, московские проверяющие взялись за городское УВД. Первый удар принял на себя Малышев. Клементьев по понятным причинам от работы с проверяющими уклонился и до конца недели перебрался в Заводской РОВД оказывать практическую помощь в раскрытии преступлений. Я же с самого утра был вызван к областному начальству, докладывать о встрече с Почемучкой. Мои боссы, убеленные сединами полковники, задавали мне одни и те же вопросы:

– Ты спросил, как здоровье у Лучика? Нет? Мать его, чем ты вообще вчера занимался? Ты узнал, о чем личный представитель Япончика говорил с нашими ворами?

По мнению полковников, я должен был приехать на встречу с Почемучкой с длинным перечнем вопросов, на которые Сергей Игнатович с охотой дал бы исчерпывающие ответы.

Наслушавшись упреков и порицаний, я в скверном расположении духа вернулся на работу и тут же был вызван к Малышеву.

– Ну что, Андрей Николаевич, настала твоя очередь лечь на амбразуру! – «обрадовал» меня начальник уголовного розыска. – Ты парень молодой, здоровый, тебе и гостей принимать.

– Николай Алексеевич, – взмолился я, – пожалейте мою печень!

Малышев даже не стал дослушивать меня.

– Твоя печень принадлежит народу! Народ – это мы. С завтрашнего дня москвичи на тебе.