Кунио Каминаси - Сделано в Японии

— Да, училки сейчас бедствуют!

— Так им и надо, сукам! Докапываться, падлы, не будут! Только бы вопросы задавать да пары ставить!

— Слушай, Илюх, а сегодня-то как там вообще все пойдет? Я же по-японски ни в зуб ногой, ни в десну локтем!

— Тебе разговаривать там не надо будет. Там твоя мышца потребуется — боле от тебя ничего сегодня не понадобится.

— А базар кто будет вести?

— Не знаю пока. Думаю, что косорылые сами договариваться будут. Наше дело сторона. Как свистнут — помесим этого Накадзиму. Не свистнут — месить не будем.

— А бугор-то будет?

— Чего он там забыл?

— Ну начальство все — таки…

— Нечего ему там делать. Я бы на его месте тоже ни в какое месиво не полез бы никогда.

— Руки марать не хочет, что ли?

— Ты, Серый, про распределение обязанностей слыхал когда-нибудь? В школе у тебя какие обязанности были?

— Какие, в жопу, обязанности! Я в школе всех в пинки гонял! У меня только права там были…

— Ну — да, конечно!..

— Чего?

— Да ничего! Баульчик сюда положите!

— У меня там документы. Можно с собой пронести?

— Нельзя, бля! Положите на полку — и все!

— Да бумаги меня там…

— Ничего с вашими бумагами не будет! Вот, блин, баран! Документы у него! В России враз бы ему башку отвернул, в жопу заправил — и делов! А здесь, блин!..

— До вечера потерпи, Серый! Оттянешься на косорылом!

— Не доживу до вечера, Илюха! Не доживу!

— Стрела-то у нас где?

— Да, кстати, со стрелкой вроде все переиграли!

— Ого, как это?! Я не в курсах!

— А чего тебе-то? Вместе же отсюда дернем.

— В девять, как раньше?

— Время то же. С местом немножко подызменилось все.

— Чего изменилось?

— Значит, помнишь, там напротив «Кентакки фрайд чикен» есть?

— Через дорогу?

— Ага.

— Помню. Мы же там столько с тобой проторчали.

— Ну вот. Значит, у этой кафешки стоянка рядом. На ней и собираемся. В десять должны быть. И оттуда сразу на двух тачках через дорогу перемахнем— к Накадзиме драному.

— А чего не у «Виктории»-то?

— Ливер передумал.

— А чего?

— Говорит, в «Виктории» до двенадцати народу полно. Студенты в основном — там же общага рядом…

— Ну да, а в «Виктории» стейки дешевые… Как раз для студентуры недоделанной.

— Да у них на мясо башлей нету ты чего! Они салатный бар заказывают и, пока его весь не выгребут, не успокоятся.

— А в «Кентакки» чего, народу не будет уже, что ли?

— Ну все поменьше… Это же семейная забегаловка. Да «Кентакки» еще и поближе будет. Она же прямо напротив, а «Виктория» — наискось, через перекресток.

— Понятно, блин.

— В общем, место встречи изменить можно!

— Но только в этой косорыловке! У нас дома хер чего изменишь!

— Ливер дело знает! Сначала разъяснительную беседу с этим фраером по-ихнему проведет, а уж потом мы…

— Так, а чего он сам будет, а бугор — нет?

— Я так тумкаю, он и сам бы не поехал. Но базары же вести кому-то надо. Если мы фраерку без слов шары перекоцаем, он же не поймет, за что его так.

— А Ливер объяснит, значит?

— Ну да, доходчиво, на словах.

— Ливер не только на словах объяснить может!

— Да уж! Сумочку свою не забудьте, граждане!

— Спасибо! Держите, Олег Михайлович! Так вот я говорю: если не одну запайку с четырьмя свечами брать, а сразу упаковку — на двадцать четыре штуки, то выходит дешевле.

— Да мне так много не…»

Ганин остановил камеру и повернулся ко мне:

— Все понял, Такуя?

— Почти.

— Что не дошло?

— Бугор — это кличка?

— Может, кличка, а может — просто они так босса называют.

— Да, в России так на сленге часто начальников называют, — поддакнул Ганину Плотников.

— А ливер?

— А вот Ливер, я думаю, кличка.

— Значит, Ливер — японец точно, а кто Бугор — неясно.

— Я, Такуя, так понял, что Бугор — русский.

— Почему?

— Там один, слышал, говорит про связи Бугра с местными? Это, значит, с японцами.

— А может, местные — это хоккайдцы? А Бугор с Хонсю.

— Может, но вряд ли.

— И последнее.

— Что?

— Что такое «косорыловка»?

— А это, милый мой, страна твоя родная.

— Как это?

— Так это! «Косорыловкой» Японию на Дальнем Востоке у нас называют. И стар, и млад, и кто старости не рад.

— Значит, «косорылый» — это просто японец?

— Значит, да. Тебе, Такуя, как, этимологию объяснить, или сам догадаешься?

— Догадался уже, Ганин, догадался.

— Тогда что ты мне на все это скажешь?

— Что я тебе скажу? Свиньи они неблагодарные, эти русские! Мы их тут приютили, накормили, приодели, а они нас «косорылыми» обзывают! Ты-то хоть меня за глаза «косорылым» не называешь, Ганин — сэнсэй, а? Ну-ка глянь мне в глаза!

— Не боись, Такуя, не называю! Только меня твое мнение не о «косорыловке» интересует, а обо всем разговоре.

— Разговор, безусловно, внимания заслуживает серьезного. Возможно, даже самого серьезного.

— Извините… — Плотников по-школьному приподнял над плечом руку — Минамото-сан, а вы у меня теперь этот диск изымете?

— В смысле?

— Ну вам же эта запись нужна теперь. Как улика, там, или как доказательство. Вещественное…

— Да, думаю, да, Олег Михайлович! А что?

— Да, понимаете, диски эти, ди-ви-ди…

— Мини — диски, — опять поправил Плотникова Ганин.

— Да, мини, они немножко дороже и у нас не продаются…

— Я вас понял, Олег Михайлович! Если диск у вас завтра придется изъять, то замену ему мы вам обязательно завтра же купим. Обещаю!

— Спасибо вам большое!

«А спасибо — некрасиво, надо пенсию платить!» — заиграла почему-то у меня в голове любимая, если фантазер Ганин, конечно, не врет, частушка пожилых россиян. Не знаю, дотяну ли я со своей работой до беспечной и обеспеченной пенсии, но сейчас времени на беспечность у меня явно не было. Часы на прикроватной тумбочке показывали без двадцати десять, что означало, что Серый с Илюхой, Ливером и прочей нечистью подтягивает свои силы к ресторанчику «Кентакки фрайд чикен» для того, чтобы разобраться с каким-то непокорным Накадзимой. И первых, и вторых у нас в Саппоро не сосчитать, и выставлять у каждого «Кентакки» по усиленному патрулю только на основе вот этой вот самодеятельной фонограммы казалось делом весьма безнадежным.

— Так что делать будем, Такуя? — Ганин попытался съесть меня своими бездонными серыми глазищами.

— А что ты предлагаешь, Ганин? — вздохнул я, пытаясь выиграть время в этом нелегком диалоге с явно входящим в раж сэнсэем.

— Я?

— Да, ты!

— Я думал, Такуя, у тебя что-нибудь в мозгах появится после прослушивания. Что-нибудь плодотворное…

— Плодотворное? Вот, пожалуйста, плодотворное: тебе, Ганин, я вообще рекомендую поехать домой. Тебя Саша ждет, дети, завтра — день рабочий, не библиотечный… Давай-ка езжай к ним, а я сейчас соберусь с мыслями и решу, что делать дальше.