Кунио Каминаси - Сделано в Японии

Вообще-то английский у меня не очень. Нет, не то чтобы я не мог связать, там, пару — тройку слов — читаю неплохо, говорю, правда, в десять раз медленнее, но так ведь и спешить мне в этом плане приходится крайне редко. Английский я учил еще в школе, но, поскольку это была школа японская и учителя были японцы, особого изучения, собственно, и не происходило. Так, баловство одно, бесконечное прослушивание Битлов и «Карпентерс» и коверканье красивых, в общем-то, и ни в чем не виноватых заморских слов. Да и дома в моем детстве — отрочестве всегда вертелись одни сплошные русские, итальянцы, немцы и французы — всё друзья и знакомые отца, так что когда им надо было друг с другом о чем-то договориться или же не согласиться друг с другом (среди тщеславных гуманитариев, как известно, последнее происходит гораздо чаше первого), то они переходили на якобы всем известный английский, но такой корявый, что от моего убогого школьного он отличался слабо. Потом был университет, где на юридическом я под весьма навязчивым давлением папаши — слависта и славянофила — в качестве основного иностранного выбрал русский, а на английский ходил всего раз в неделю. Но язык этот в наши дни такой, что хочешь не хочешь, а выучишь кое-чего из него все равно — не денешься, в общем, от английского никуда.

Орлы же наши из англоязычного отдела особыми познаниями в нем не блещут — с чего им, собственно говоря, блистать, если большинство из них живого американца или канадца в глаза не видели. Не в том плане, что им только с трупами приходится дело иметь, — как раз наоборот: у них по полтора летальных дела в год, не то что у нас, по русской линии. А в том смысле, что всю жизнь их языку обучали только японские сэнсэи, для которых варварское отношение к произношению английских слов является нормой, которую они не только сами изо дня в день претворяют в жизнь на утомительных, бесконечных уроках, но и с большим успехом вколачивают в мозги и рты своих подопечных. Поэтому когда в их отделе возникает какая-нибудь серьезная лингвистическая проблема, требующая неотложного решения, они начинают ходить по другим отделам, включая наш, и побираться: может, кто случайно им закавыку языковую решить поможет — в виде подачки и милостыни, Поскольку работы у них мало — не сравнить ни с нашей нагрузочкой, ни с теми объемами, которые переваривают ребята из китайского и корейского отделов, — вопросами излишними нас они достают редко, только когда уж совсем приспичит. Потому, когда у меня за левым плечом возник Симадзаки из этого самого англоязычного отдела, я хоть и отреагировал, но сразу понял, что у них случилось что-то посерьезнее американского матросика, упавшего по пьяни за борт грозного авианосца «Китти Хоук», ежегодно навещающего наш славный порт Отару. Поведение Симадзаки предугадать было нетрудно: парень он молодой — в прошлом году они всем отделом его тридцатилетие справляли (ни одного человека из других отделов не пригласили, сволочи! Но не очень-то и хотелось…), поэтому непременно сейчас будет подлизываться, лебезить и заикаться.

— Минамото-сан, — предсказуемо подобострастно пробормотал Симадзаки.

Я не торопясь оторвал глаза от той жуткой писанины, над которой сидел уже третий час по просьбе коварного Нисио, и медленно, в три приема, повернул голову в его направлении:

— Чего вам? — Я этих молодых да ранних не балую, особенно из англоязычного отдела.

— Вы случайно не знаете, что такое «тахр»?

— Какой «тахр»? — Вечно они так, молодые да ранние: ляпнут чего-нибудь, а ты пыжься — нельзя же показать сразу свою неосведомленность, которая в наших кругах приравнена к некомпетентности, но в то же время и каких — либо познаний в области «тахра» мои мозги внутри самих себя как-то не нащупывали.

— Да у нас тут на одном «жмурике» «тахр» написано.

— Прямо так и написано?

— Да, латиницей: ти, эй, эйч, ар.

— То есть это слово такое на нем написано?

— Или слово, или сокращение — все буквы большие. Непонятно. На руке, на пальцах наколка…

— Что за «жмурик»?

— Да сами не поймем. Наколка по-английски сделана, а судов вроде в Отару из наших стран нет. Одни только русские да китайские.

— Значит, труп в Отару?

— Да.

— А чего вы на суда ориентируетесь? Он же не обязательно моряком должен быть. В Отару гайдзинов разных много.

— Да вид у него, как у моряка. Костюм спортивный, кроссовки. Ни преподаватели, ни те, что по бизнесу, так вроде не одеваются.

— А что, документов при нем нет, что ли?

— В том-то все и дело, что ни единой бумажки.

— Ну тогда, может, он в Отару живет и просто на пробежку из дома вышел, Зачем ему на зарядке документы?

— Да, конечно, отарские ребята сейчас все каналы чистят — и этот тоже.

— И каким макаром он сожмурился-то?

— Зарезали его…

— А — а, понятненько, чтоб конкуренции в марафоне никому не составлял… А ты в словаре этот свой «тахр» смотрел?

— Конечно.

— А в Интернете?

— Как в Интернете?

И почему я должен обучать зеленую поросль из чужого отдела аналитическо-поисковой работе? У этого Симадзаки есть шеф, зовут его Сато, ему как и мне, сорок шесть. Почему этот Сато ничего знать не знает про всякие там «Yahoo» и «Google», а я знаю? Вернее, почему он не знает, а я знаю — это для меня не вопрос: понятное дело, я в миллион раз смекалистее и подкованнее этого сноба Сато, кичащегося своей трехлетней службой в нашем консульстве в Сан-Франциско (ему бы во Владике или в Хабе наше консульство пару месяцев поохранять — вся спесь с него слетит в момент!). Но почему я должен понедельничным утром тратить свое драгоценное время на объяснение по-деревенски туповатому Симадзаки того, что такое поисковые системы в Интернете и с каким видом соевого соуса каждую из них надо кушать?

— Ну в Интернете есть разные поисковые системы, понимаешь?

— Да, я что-то про это слышал…

— Ну вот, раньше слышал, а теперь пойди и посмотри на них. Введи свой «тахр» в поиск — может, чего и всплывет.

— Спасибо за совет, господин майор! — Грустный Симадзаки завершил свой визит ко мне, лишившись последней надежды на то, что я либо расшифрую ему этот загадочный «тахр», либо обучу его минут за десять тому как пользоваться поисковыми системами.

Я же вновь опустил голову к скорбным листам протокола допроса русского рыбачка с привезшего в Отару японо-морского кальмара «Берега надежды», за которые меня ласковыми словами и сладенькими увещеваниями усадил лукавый Нисио, и опять задался вопросом: плакать мне над этим протоколом или смеяться? Шедевр этот к нам в Саппоро ночью прислали ребята из Отару с приписочкой, умолявшей подправить его текст, потому как задержанный морячок говорит, что в нем по смыслу все правильно, но вот из-за фривольной формы он его ни за что не подпишет.