Донато Карризи - Девушка в лабиринте [litres]

Грин ответил не сразу, сначала включил запись.

– За пятнадцать лет – ни единого слова?

– Думаете, я сумасшедшая, да?

– Вовсе нет, – поспешил возразить доктор. – Это вопрос веры . – Он посмотрел ей в глаза. – Видишь ли, Сэм, многие люди убеждены в том, что за их существованием постоянно следит некая высшая сила. Ее называют Богом и приписывают власть над земным бытием. Хотя эти люди не могут Его видеть, они знают, что Бог есть. А также убеждены, что Бог как-то связан с их присутствием в мире и с целью их жизни. Без Него они бы чувствовали себя потерянными, брошенными. Они нуждаются в Боге.

– Вы хотите сказать, что я нуждаюсь в том монстре? Что я его оберегаю?

– Нет. Ты хочешь, чтобы я поверил в существование кого-то, кого ты никогда не видела и не слышала, и я готов с тобой согласиться: я на твоей стороне. Но какие-то вещи нуждаются в разумном объяснении. Например, как тебе удалось бежать после стольких лет?

Она никак не могла взять в толк, чего хочет от нее доктор Грин. Чего он добивается? В этот момент что-то тихо загудело.

Доктор достал мобильник из пиджака, висевшего на спинке стула. Пришла эсэмэска.

– Мы вводим тебе средство, нейтрализующее психотропные препараты, и скоро оно поможет тебе вспомнить, – проговорил он, читая сообщение. – А теперь ты должна меня извинить: я отлучусь на минутку.

Доктор встал, бросил взгляд на капельницу, соединенную с рукой Саманты, и направился к выходу.

– Доктор Грин, – позвала она. – Вы не могли бы оставить дверь открытой?

Он улыбнулся:

– Я чуть-чуть ее приоткрою, хорошо?

Она кивнула в знак согласия. Доктор оставил узкую щель, через которую она могла разглядеть больничный коридор. Нельзя было понять, ночь на дворе или день. Но дежурный полицейский по-прежнему пребывал на посту, спиной к двери. Стояла приятная тишина – звуки больницы слышались, но в отдалении. Хотя веки смыкались, Саманта боялась заснуть. Была уверена, что во сне он вернется.

Тогда-то и зазвонил желтый телефон.

Страх пронизал все ее тело, притянул к постели, будто к огромному магниту. Она медленно повернула голову к тумбочке.

Телефон звонил не переставая. Требовал внимания к себе.

Краем глаза она проследила за реакцией полицейского, что сидел за дверью. Он не сдвинулся с места. Она хотела окликнуть его, позвать на помощь. Но страх сжимал горло, не давая произнести ни слова.

Тем временем звонки вонзались один за другим в тишину, обволакивающую, будто вата. Как призыв или как угроза.

Одна часть рассудка отрицала очевидное. Другая, наоборот, нашептывала нечто такое, чего она не желала принять. А именно: что на другом конце провода старый знакомый – старый друг, он звонит, чтобы сообщить: скоро, очень скоро он придет за ней.

Чтобы отвести домой, в лабиринт.

Она хотела встать, убежать от телефона. Но загипсованная нога не позволяла сдвинуться с места. Тогда она повернулась к зеркальной стене. Грин говорил, что за ней – полицейские, которые слышат каждое слово. Неужели сейчас там нет никого? Она подняла руку, пытаясь привлечь их внимание. Одновременно повернулась к двери и наконец тонким голоском стала звать полицейского:

– Простите… Простите… – твердила она в ужасе, но и смущаясь, поскольку осознавала, что страх может лишить разума.

Но тут звонки прекратились так же внезапно, как и начались.

Теперь она слышала только собственное судорожное дыхание. И назойливый свист в ушах, отражение того дьявольского звука. Она еще раз повернулась к телефону, удостовериться, что он в самом деле прекратил звонить. Да, действительно: аппарат снова молчал.

К счастью, ей на помощь пришел знакомый звук: она узнала позвякивание ключей, которые доктор Грин носил на карабине, прикрепленном к поясу. Вскоре дверь отворилась, и врач вошел в палату.

– Сэм, с тобой все хорошо?

– Телефон, – показала она. – Телефон звонил.

Он подошел к постели.

– Успокойся, это просто недоразумение. Кто-то ошибся номером.

Но она не слышала, что ей говорят. Даже не слушала. В ее уме обретала форму некая туманная мысль. Звонки телефона пробили дорогу в памяти, и нечто вроде смутного воспоминания выходило наружу. Память о звуке.

Простите… Простите…

То был ее голос, то были те же слова, какие она только что произнесла, пытаясь привлечь внимание дежурного полицейского. Но теперь слова звучали у нее в уме, ведь она сама произнесла их в другое время, в другом месте…

Она идет по лабиринту. В конце длинного серого коридора – железная дверь. Дверь заперта. Всегда была заперта – она это помнит совершенно точно. Но теперь за дверью слышится звук.

Будто кто-то скребет по железу.

Звук негромкий: то ли мышка прогрызает нору, то ли жучок точит дерево. Но в тишине лабиринта малейший шорох кажется грохотом. И она расслышала шум из своей комнаты. И явилась, чтобы выяснить, откуда он.

Медленно подходя к двери, спрашивает себя, что же это может быть. Боится обнаружить источник звука, но понимает, что иначе нельзя. Ею движет не простое любопытство. Она научилась проверять каждую деталь, постигать любую перемену в рутине заточения.

Ведь она не знает, когда и как начнется новая игра.

Инстинкт подсказывает, что за этим порогом что-то ожидает ее.

Простите… Простите… – все зовет и зовет она с неуместной вежливостью, надеясь получить ответ.

– Вы правы, – сказала она, глядя на доктора Грина. – Я там была не одна.

Бруно отъехал от «Дюрана» как раз вовремя, чтобы увидеть начало атаки «кожаных шлемов» в зеркало заднего вида своего «сааба».

Он не успел добраться до пригорода, как по радио уже объявили об аресте первого подозреваемого по делу о похищении Саманты Андретти. Дженко вел машину, не переставая обдумывать то, что услышал в заведении. Вся эта история о человеке с головой кролика до сих пор казалась ему маловероятной.

« Нам все еще неизвестно, на каком основании был задержан Том Криди , – объявил диктор. – В данный момент его собираются доставить в секретную тюрьму, где заключенного допросит полиция ».

Значит, парня зовут Том Криди. С него в полиции семь шкур спустят, подумал Бруно. Юнец идеально подходит для того, чтобы отвлечь журналистов и общественное мнение от охоты на настоящего похитителя. А если охота окажется безуспешной, браконьер заплатит за все.

Но если Том поведал Бауэру и Делакруа ту же историю про человека-кролика, он запросто может отделаться тем, что его признают невменяемым. Дженко представил себе, какие гримасы скорчат оба полицейских, обнаружив, что у них не получится сделать из бедолаги козла отпущения, и расхохотался.

Но смех перешел в приступ кашля. Бруно внезапно почувствовал тяжесть в груди. «Сааб» опасно вильнул и выехал на встречную полосу, по которой двигалась другая машина. Дженко едва успел свернуть. Когда он уже решил, что наступает конец, боль пропала в единый миг, так же как и началась.