Песах Амнуэль - Расследования Берковича 11 [сборник]

— Ты знаком с делом Эскина? — спросил он. — Отравление конфетами. Погляди: не кажется ли тебе что-то странным в этой коробке?

— Голландские конфеты, — сказал Хан, взяв коробку в руки. — Разве что крышка от другой коробки. Ты это хотел спросить?

— А, ты тоже заметил! Нижняя часть красная, а крышка зеленая. А у той коробки, что принесли Эскину в больницу, была красная крышка, а нижняя часть — зеленая.

— Вот как? — с интересом воскликнул Хан. — Ты хочешь сказать, что кто-то поменял крышки?

— Вот именно.

— Зачем? — с недоумением сказал эксперт. — Это же глупо. Это сразу наводит на след. Не такой же преступник идиот, чтобы…

— Он не идиот, — прервал Беркович. — Он дальтоник. Точнее — она. Это Мири, вдова покойного. Коробку я взял из ее дома. Видишь ли, скорее всего, обе коробки были уже початыми, Эскин любил эти конфеты. А для дела ей нужна была полная коробка. Она переложила часть конфет из одной коробки в другую, добавила отравленную, закрыла крышками. Одиаковые крышки, только цвета разные. А Мири — дальтоник. И перепутала. А потом поехала в больницу, изобразив посыльного-мотоциклиста.

— Но зачем? — поразился эксперт. — Какой мотив?

— Господи, — сказал Беркович. — В половине семей, если покопаться, можно найти мотивы для убийства. Сколько мужей убили своих жен в этом году? А сколько женщин убили мужей?

— Но не таким изощренным способом, — пробормотал Хан.

— А Мири — очень умная женщина, — заключил Беркович. — Единственный ее недостаток — не отличает красный цвет от зеленого. Наверняка у нее и водительских прав нет. Она, кстати, рисковала, когда ехала в больницу на мотоцикле — вдруг ее остановила бы дорожная полиция? Она ведь могла и не доехать до цели!

— Хамсин, похоже, никогда не кончится, — сказала Наташа, с тоской глядя в окно, за которым желтое полуденное марево висело в плотном пыльном воздухе. — Мы с Ариком уже три дня не выходили из дома. Везде пыль, только пыль и ничего, кроме пыли.

— Представь, как все будут счастливы, когда хамсин наконец сломается, — сказал Беркович. Он собирался на работу и слушал жену невнимательно, тем более, что тема эта была уже многократно обсуждена за прошедшие дни.

— Да не закончится он никогда, — раздраженно сказала Наташа. — С чего бы ему заканчиваться? Это уже не погода, это — климат.

— Скажи-ка! — удивился Беркович. — Ты говоришь в точности, как Шломо Баркан. Его подозревают в убийстве. Адвокат Баркана заявил вчера, что на полицию, видимо, повлияла плохая погода, на что подозреваемый заметил, что это уже не погода, это — климат.

— Кто подозревает? — спросила Наташа, подавая мужу чистый носовой платок. — Не ты ли?

— Я, — кивнул Беркович. — Как ты догадалась?

— А кого он убил?

— Может, и никого, — пожал плечами инспектор. — Может, я его действительно зря подозреваю. Сегодня как раз и буду разбираться.

— Расскажи, — попросила Наташа.

— После работы, — покачал головой Беркович. — Вот наглотаюсь пыли…

Вечером инспектор вернулся домой рано, не было еще пяти часов.

— Все! — объявил он с порога. — Хамсин сломался, на улице замечательно, одевай Арика, пойдем гулять.

Собрались в три минуты. Арик вертелся в летней коляске и что-то лопотал, а Наташа, с удовольствием вдыхая вкусный воздух, слушала рассказ мужа о том, как был убит коллекционер антиквариата Беньямин Карпенштерн.

— Он живет в Бостоне, — рассказывал Беркович, — а в Израиль приехал в гости к племяннику Шломо Баркану, которого я и подозревал в убийстве. На третий день после приезда Карпенштерн, не удержавшись, принялся ходить по антикварным магазинам. Баркан сначала его сопровождал, но вскоре ему это надоело. Прошла еще неделя, до отъезда дяди оставалось два дня, и вдруг вечером тому стало плохо. В квартире они были вдвоем — дядя и племянник. Баркан позвонил в «скорую», а медики вызвали полицию, потому что, когда они приехали, Карпенштерн был уже мертв. Внешне все выглядело, как сильнейший сердечный приступ, и вроде бы не должно было возникнуть проблем — ведь американец был уже не молод, под семьдесят. Но медики решили перестраховаться, а мне показалось странным, что Баркан вызвал «скорую» только тогда, когда дядя уже потерял сознание. Почему не сразу? Ответ показался мне неудовлетворительным. «Я, — сказал Баркан, — подумал, что дядя придуривается». Можешь себе представить?

— Ну… — протянула Наташа. — Я ведь не знаю, какие между ними были отношения.

— Замечательные, — хмыкнул Беркович. — По завещанию Карпенштерна все получит племянник. Завещание не новое, составлено три года назад. Кстати, дядя с племянником виделись не часто. Может, если бы они постоянно жили вместе, то антиквар иначе распорядился бы своими деньгами — говорят, характер у Баркана не сахар. Короче говоря, эти два фактора — завещание и странное высказывание племянника — заставили меня отправить тело на растерзание нашему другу Рону.

— И что? — нетерпеливо спросила Наташа. — На самом деле племянник стукнул дядю, и тот со страху отдал концы?

— Нет, конечно. Карпенштерн умер от отравления сильнейшим синтетическим ядом. Действует быстро и создает впечатление, будто жертва умирает от сердечной недостаточности.

— Ничего себе! — воскликнула Наташа. — Яд обнаружили?

— В общем, да, — вздохнул Беркович. — Но не там, где я предполагал. Я-то был уверен, что Баркан отравил дядю, чтобы побыстрее вступить в права наследования. А то ведь еще через пару дней Карпенштерн уехал бы в Америку, старик он здоровый, мог протянуть еще лет десять, а то и больше. Вот племянник и поторопил события. В общем, все выглядело настолько очевидно, что я сморозил глупость.

Беркович замолчал, глядя, как высоко в небе сшиблись в странной драке две вороньи стаи.

— Ну, и что дальше? — нетерпеливо спросила Наташа. — Где ты нашел яд?

— Не торопись, — сказал Беркович. — В квартире Баркана яда не оказалось. Сам он все отрицал и продолжал твердить, что вызвал бы «скорую» раньше, но ему показалось, что дядя шутил. Хороши шутки! Между тем, Рон занялся выяснением того, как яд попал в организм жертвы. Видишь ли, отрава была не в желудке, а в крови, значит, попала в организм не с пищей.

— А как же иначе? — не поняла Наташа.

— Скорее всего, в результате инъекции, — объяснил Беркович. — Вот Рон и искал след от укола. Кстати, шприц в квартире Баркана мы обнаружили, он лежал в упаковке и был, судя по всему, недавно стерилизован. Я и решил, что Баркан вымыл шприц, а яд выбросил, пока добиралась «скорая». Допрашивал я Баркана весь вчерашний день, тот все твердил одно и то же…

— А что он сказал по поводу шприца?

— Да он сам диабетик, делает себе инъекции инсулина — не каждый день, обычно он обходится таблетками, но время от времени уровень сахара поднимается слишком высоко, вот и приходится колоть… И это так, Рон подтвердил. Самое странное — Рон не обнаружил на теле Карпенштерна никаких следов инъекции.