Песах Амнуэль - Расследования Берковича 11 [сборник]

— А как ты себе это вообще представлял? — удивилась Наташа. — Племянник подходит к дяде со шприцем в руке и говорит: «Ну-ка, подними рукав, я тебе вкачу порцию»?

— Не так, конечно… В общем, версия провалилась. Следа от укола Рон не обнаружил, присутствие шприца в квартире Баркана объяснилось… Утром сегодня судья не продлил срок предварительного заключения, и Баркан вышел на свободу. Я-то все еще считал, что он убийца, думал, что он со мной и разговаривать не пожелает, а он знаешь что сделал?

— Что?

— Пришел ко мне в кабинет и заявил: «Мне все равно, что вы обо мне думаете. Я хочу найти, кто убил дядю. Давайте думать вместе».

— Ты считаешь, что он был неискренен?

— Сегодня утром я уже не считал ничего. Но в разговоре с бывшим подозреваемым выяснилась любопытная деталь. Позавчера, когда произошла эта трагедия, Карпенштерн, как обычно, отправился с утра по антикварным магазинам, вернулся в шесть вечера и принялся рассказывать племяннику, какой замечательный шкаф он обнаружил. Баркан слушал вполуха, ему это было не интересно. А потом, сидя в камере, он стал размышлять и сопоставлять факты и пришел к выводу, что убить Карпенштерна мог лишь кто-нибудь из антикваров, кого дядя посещал в тот день. Если, конечно, отбросить версию о том, что Карпенштерн случайно укололся отравленной иголкой.

— Укололся? Ты же сам сказал, что следов укола не нашли!

— Ну, не укололся, так поцарапался. Царапин на руках Карпенштерна оказалось довольно много — в том числе и свежих. Рон мне об этом сразу сказал, но я не обратил внимания — мне нужен был след от инъекции, а его не было.

— Ты обычно бываешь более внимателен, — упрекнула мужа Наташа.

— Ну ты совсем как Хутиэли! — вспыхнул Беркович. — Тот тоже меня за это ругал. Но хотел бы я посмотреть, как бы вы… Впрочем, неважно. Конечно, жаль, что я сразу не обратил внимание…

— Ты хочешь сказать, что на самом деле Карпенштерна поцарапали?

— Да, так и было. Две царапины на правой ладони, через них-то и попал в кровь яд.

— На ладони? — удивилась Наташа. — Если бы на шее или спине… Как можно поцарапать человеку ладонь, чтобы он не заметил этого?

— Трудно, — согласился Беркович. — Даже практически невозможно.

— Но тогда…

— Видишь ли, Баркан оказался умным человеком, — задумчиво сказал Беркович. — Мы с ним долго разговаривали, и хотя я все еще относился к нему с предубеждением, но аргументы принимал к сведению. Мы думали над тем, как можно незаметно поцарапать человеку ладонь отравленной иголкой или ножом… По идее, жертва должна была сама взять этот предмет в руки — иначе не получалось. И тогда Баркан вдруг воскликнул: «Антиквары! Дядя весь день ходил по магазинам и смотрел это старье! Может, там он и взял в руки отравленную иглу?»

— Идея показалась мне здравой, хотя относительно иглы я сильно сомневался, — продолжал Беркович. — С чего бы Карпенштерну брать в руки иглу или нож? Антикварная игла? Чушь. Нож — куда ни шло, но ведь Карпенштерн собирал предметы мебели, а старинным оружием вовсе не интересовался. Как бы то ни было, я отправился по антикварным магазинам, а Баркан следовал за мной, как привязанный, и надоедал советами. Я уж подумал, не делает ли он это нарочно, чтобы сбить меня со следа… Мы достаточно просто проследили путь Карпенштерна от магазина к магазину — его везде запомнили, это действительно была незаурядная личность. Ничего подозрительного не нашли — никаких игл или ножей Карпенштерн в руки не брал.

— А если бы брал, так бы тебе об этом и сказали! — воскликнула Наташа. — Разве убийца признается в том, что…

— Нет, конечно, да мы и не спрашивали прямо, — усмехнулся Беркович. — Как бы то ни было, мы выяснили, что последним, кого посетил в тот день Карпенштерн, был коллекционер антикварной мебели Иосиф Лихтман. Он человек больной, из дома не выходит, передвигается, в основном, в инвалидном кресле. А дома у него уникальные предметы старины — шкафы, буфеты, в общем, дрова, если честно. И Карпенштерн отправился к этому Лихтману. Ну, и мы тоже посетили с Барканом старого коллекционера. Он действительно сидит к коляске, дома с ним жена и сын, оба находились в комнате, когда явился Карпенштерн, и оба утверждают, что Лихтман даже руки гостю не подал, а уж поцарапать его чем бы то ни было не имел ни малейшей возможности. Так что мы с Барканом зря потеряли время, и так бы и отправились восвояси, если бы не…

Беркович наклонился и взял из коляски Арика, который уже минут десять нетерпеливо кричал, привлекая внимание родителей.

— Дай-ка бутылочку, — сказал Беркович Наташе, — парень пить хочет.

— Ты закончишь рассказывать? — нетерпеливо сказала Наташа, передавая мужу бутылку с соской. — Что значит «если бы не…»?

— Мы уже собирались откланяться, — продолжил Беркович, — как мне пришло в голову… Понимаешь, там в комнате стоят три старинных шкафа — жуткие, по-моему, гробы. И мне показалось… «Скажите, — спросил я жену антиквара, — гость смотрел мебель?» «Конечно, — ответила она, — он для того и приходил». «Открывал дверцы?» «Да». «Этим ключом?» В двери шкафа торчал большой ключ, и я потянулся к нему рукой, но заметил, как напрягся сидевший в коляске Лихтман. Он явно был чем-то очень обеспокоен. «Вы не будете возражать, — сказал я, — если я возьму эти ключи на экспертизу?» Ты знаешь, антиквар лишился дара речи.

— Не понимаю, — нахмурилась Наташа. — Ключ?

— Именно! Я все-таки забрал все ключи от шкафов, и на одном из них Рон обнаружил слабые следы того самого яда. Лихтман, конечно, постарался все стереть, но у ключа сложная форма, и кое-что осталось. Для анализа достаточно.

— Не понимаю, — повторила Наташа.

— Все оказалось очень просто, — улыбнулся Беркович. — Всегда все бывает просто, когда понимаешь что к чему. Лихтман давно имел зуб на Карпенштерна — во-первых, конкурент, хоть и заокеанский, а во-вторых, была одна давняя история, и Лихтман затаил злобу. Он в первые же дни узнал от знакомых, что его враг приехал в Израиль. Страсть у них к антикварной мебели была общей, и Лихтман был уверен в том, что Карпенштерн в конце концов придет и к нему, чтобы посмотреть и, возможно, что-то купить. Надеялся, что враг его не узнает — столько лет прошло! Яд для него достал сын — он уже признался. Правда, по его словам, он понятия не имел, что отец собирался отравить человека. Когда никого в комнате не было, Лихтман лично смазал один из ключей ядом — там острые бороздки, и практически каждый, кто не знаком с этим типом ключей, непременно царапает себе ладонь, когда берет ключ в руку. То же произошло и с Карпенштерном. Конечно, на царапину тот не обратил внимания, осмотрел мебель, ушел, ничего не подозревая, а час спустя его не стало.