Анатолий Борзов - О чём молчал Будда [СИ]

— Разговор не юноши, а взрослого мужа, — улыбнулся Костя. — У тебя много денег? Не похоже. Дима, с некоторых пор я чувствую, как пахнут деньги. Я их вижу — на счетах, в карманах, в сумочках. Я слышу их шелест — приятная музыка. Деньгами ты явно не пахнешь.

— А чем тогда? Чем я пахну?

— Еще не знаю, но деньгами точно не пахнешь. Мои услуги? Я уже не бегаю и не сижу в машине — мне вредно в сухомятку. Бегают другие, глянь — сколько их. Они молодые, а мы с тобой в возрасте — время, когда беготня утомляет. Удивлен? Сегодня я могу себе позволить философствовать. Одна беда — не с кем. С кем, прикажешь, говорить? А мы с тобой все же коллеги. Лучшие годы вместе…

Костя и в самом деле изменился. Прежде услышать похожую болтовню от него было невозможно. Да и не слушал его никто. По правде говоря, и я не слушал. Еще один недостаток молодости — слушать и не слышать. Я не перебивал — пусть выскажется. По себе знаю, иногда возникает необходимость поболтать.

Наконец он замолчал и погладил свой лысый череп. Словно проверял, насколько чисто он выбрит. Я держал паузу, ожидая продолжения.

— Пятьсот долларов, — произнес он.

— Что?

— Мои услуги стоят пятьсот долларов в день.

— В день? — опешил я.

— В сутки. А ты что думал? Ненормированный рабочий день. Трудовой кодекс читал? Они же нынче все грамотные пошли, прежде можно было работать в две смены на третью. Парни работают в паре. Машина, бензин. Ты знаешь, сколько он стоит? А соцпакет? Страховка.

Капиталист! Самый настоящий капиталист! Пятьсот долларов в день — с ума сойти можно!

— Нет у меня таких денег, — признался я.

— А сколько есть? — не моргнув глазом, спросил Костя.

— Честно? У меня вообще сейчас нет денег. Вчера были.

— Понимаю — временные обстоятельства. Можно в долг — я тебе верю. Как бывшему коллеге сделаю скидку, либо можно договориться на разовые поручения — это дешевле.

И вдруг он рассмеялся — я сидел, как оплеванный, и не мог сообразить, чем вызван приступ веселья.

— А ты что думаешь! — Костя вновь стал серьезным. — Это же бизнес! За благотворительностью ступай в церковь. Ты же вешаешь на меня свои проблемы — а это стоит денег. И обрати внимание — проблемы, за которые не всякий возьмется.

— Сначала оплата, а уж потом дело? — уточнил я.

— Как в магазине. Денежку заплатил, товар получил.

Худшее зло — влезать в долги. И хотя сейчас многие исповедуют иной подход к данной теме, о чем свидетельствует кризис в банковской системе, я отношусь к ретроградам. Прекрасное слово, оно уже вымерло, как и многие другие. Я — законченный консерватор. Не просто консерватор, а законченный, тот, кого уже не исправишь. Тяжелый случай, и мне с этим как-то нужно жить дальше. Я никогда не могу себе позволить купить ненужную вещь, даже если она слишком хороша. Даже если у меня найдутся лишние деньги. Потому что и лишние деньги мне жалко — такой я человек. Я лучше приду вновь в магазин и посмотрю, как она хороша — ненужная мне вещь. Брать в долг — быть кому-то обязанным. Быть обязанным уже потом, когда ты вернешь деньги или не вернешь. Ты уже в кабале — она у тебя в подсознании. Она будет отравлять твое существование, вылезая мерзкой гадюкой — крохотной, как червяк. Только кусать гадюка будет не тебя, а твоего благодетеля. Любая оказанная в жизни услуга часто отравляет взаимоотношения. И мы не желаем себе в этом признаться. Я не боюсь. Я давно себе в этом признался. Что может быть проще, чем взять у бывшей жены в долг и не вернуть? Вадим это отлично понимает. Ему также жаль денег. Даже в том случае, если их у него много. Говорят: денег много не бывает. Бывает! Умные люди подтвердят. Я еще не решил — возвращать долг Вадиму или нет. Сейчас у меня действительно нет денег, и в ближайшее время я их вряд ли верну. А когда они у меня появятся, в чем я нисколько не сомневаюсь, вопрос будет стоять иначе. Возвращая Вадиму деньги, я все также остаюсь его должником.

Несколько иначе дело обстоит с Костей. Нужна помощь? — Плати. Не можешь сейчас, заплатишь позже. Вопрос — сколько?

— Работаешь? — спросили меня.

— Продаю обувь.

— Понимаю, — кивнул он.

Нет, Костя не понимал. Вероятно, думал, я торгую оптом.

— Работаю продавцом в магазине, — продолжил я.

— Ты? Продавцом? — он был действительно удивлен, что читалось у него на лице.

Могу себе представить, какие мысли пронеслись в его лысой голове — я их даже увидел.

— Так ты — башмачник?

— Башмачник — тот, кто делает башмаки. Я их продаю. Жду клиента, а когда тот приходит, набрасываюсь на него. Моя задача — впарить башмаки, лучше дорогие.

— Никогда бы не подумал, Димка Скворцов торгует башмаками, — признался Костя. Хотя ты всегда был не как все.

Костя прав. Я всегда был не как все.

— Дадим твоему делу имя «Башмачник». Ты не против?

В бытность свою у нас был начальник — предпенсионного возраста дед. Большой выдумщик. Всем делам придумывал оригинальные названия. Фишка в том, что по истечению определенного времени многие поражались точности, с которой он лепил ярлыки. Он и сам мне признался, что за всем стоит какая-то необъяснимая мистика. Старик не верил ни в бога, ни в дьявола. Он вообще никому не верил, благо опыт имелся богатый, и людей через него прошло тьма. Так вот, данное стариком делу имя начинало работать. По мере сбора информации или проведения мероприятий это имя каким-то непонятным образом приобретало самостоятельность и начинало жить своей жизнью.

Башмачник? А что — не самый плохой из возможных вариантов. Значит, Костя все же решился оказать мне услугу. Оказать, зная, что я гол, как сокол. Похвально. Приятно ошибиться в человеке, хотя сомнения оставались. Костю всегда зажимали. Он был рабочей лошадкой. Таким больше всех достается, их по неизвестной причине «любит» начальник и желает «иметь» чаще, нежели свою возлюбленную. Они сидят без выходных и проходных, и в отпуск уходят последними. Их забывают наградить, а если подобное случается, в списке награжденных они стоят на последнем месте. А сама награда столь малозначима, что о ней хочется быстрей забыть. Костя из них, из рабочих лошадок.

Рассказал я все, кроме Афтондила. Хотя и про Афтондила можно было рассказать — какое покойному нынче дело? Запишут его в осведомители или не запишут? Знаю, дело закроют, но не уничтожат — отнесут в архив. И будет оно там пылиться, желтеть и стареть.

Костя внимательно слушал — по крайней мере, мне так казалось. Гладил свой лысый череп, не перебивал и вопросов не задавал.

— Прости, — наконец сказал он, — я тебя не понимаю. Что тебе нужно?

Действительно, что мне нужно?

— Установить громилу — кто он такой? Ты и сам можешь прекрасно справиться. Адрес знаешь, какие проблемы?