Анатолий Борзов - О чём молчал Будда [СИ]

— Документы у тебя? — обрезал я.

— Какие документы? Кто это?

— Да я это! Неужели не узнал? Скворцов.

— Какой еще Скворцов?

У меня возникло опасение, что я и в самом деле ошибся. Афтондил и вовсе не Афтондил, а черт знает, кто, но голосом похожий.

— Анатольевич — ты? А чего номер незнакомый? Или у тебя телефон-неделька? Помнишь, трусы продавали, неделька назывались? Каждый день — новые трусы.

— Какие трусы! Афтондил! Документы у тебя?

— Я за себя отвечаю. Слушай, тебе мерин не нужен? По цене договоримся, можно в кредит. Сегодня нарисовался — человеку деньги нужны. За товар отвечаю. Совсем новый. А что — сядешь, поедешь куда-нибудь типа в отпуск. Или на море. Десять литров на трассе. Я бы и сам взял, но у меня такой уже есть. Или ты предпочитаешь, как все — на автобусе? Я же забыл — у тебя льготы! Типа безвременный проездной на все виды транспорта. Давай через час на прежнем месте — я на нем приеду. Ах, какой красавец, совсем другим человеком будешь.

Вадим оказался совсем не тем, кого я ожидал встретить. В глубине души я рассчитывал увидеть себя в молодости. Скромная контора, хотя не без антуража. Клиент должен почувствовать, куда он пришел. Переступив порог, он уже должен знать, а не ошибся ли он адресом? Первым делом я утонул в диване — он был огромный и холодный. Даже через штаны я ощутил его холод — как бы простатит не заработать. Вот здесь клиента и начинают обрабатывать. Еще никого нет, еще не появился секретарь — томная дама на ходулях, похожая на вампира, а ты уже готов — мысленно отстегиваешь кровно заработанные всего лишь за консультацию. Я закинул ногу на ногу — классные у меня башмаки. Они словно «Ролекс» на руке, а небритая рожа нынче в моде. Пиджачок так себе — еще ничего.

— У вас назначено?

От вампира пахнет дорогими духами. Свои ходули она передвигает, словно они у нее какие-то особенные — не земные, что ли? Сколько же она грохнула на своей имидж — вероятно, я бы на эти деньги безбедно прожил полгода. Где их всех учат вертеть своим задом? Хотя сам зад с кулачок — хлопнешь и промахнешься. У меня назначено, поэтому я в полной мере желаю получить удовольствие — гляжу, как вампир исполняет свое дефиле. Наконец удовлетворенно крякаю и направляюсь в указанном направлении. А вот и Вадим — Вадим Николаевич, нынешний муженек моей бывшей супруги. Интересно, как он ее обнимает? А спит — как? С левой стороны или с правой? Я спал справа — у окна. И мне вечно в глаз светила луна. Я закрыл газетой — не глаз, а луну — прилепил на окно. А тут жалюзи — Вадим Николаевич с ними играется. Я не возражаю — сажусь в кресло и напускаю на себя серьезный вид. Несерьезные сюда не ходят, несерьезные сидят дома. На месте Вадима Николаевича я бы послал меня куда подальше, а может, еще дальше — мест хватает. На Вадиме костюм от Версаче. Или тот на женщинах экспериментировал? Не важно. Смысл именно такой, какой — вы поняли. Стрелки на брюках — можно порезаться. Утюг я не помню, когда держал в руках. И главное его предназначение — приложить к голой заднице. Новое применение нынешнего столетия. Приложить и спросить — где деньги, Зин?

Не сказать, чтобы ирония переполняла меня, однако чертовски хотелось закурить — хоть слегка испортить воздух. Однако у Вадима Николаевича не курят, и сам он не курит — он думает, с чего начать разговор. И согласился принять меня в силу вынужденных обстоятельств. Когда ты женишься, тебе в нагрузку достается многочисленная родня. Я — нагрузка, списанные в утиль отголоски прошлого. Время от времени они заявляют о себе, ухудшают аппетит и чрезвычайно вредны для пищеварения. Интересно, когда Вадим Николаевич вечером ужинает, он чавкает? Я чавкал — не мог разжевать макароны, что слиплись у меня во рту. Прекрасное было время — я сидел и даже не замечал, чем занят.

Я придвинул кружку пива и глотнул. Наверно, Вадим Николаевич пива не пьет — он и без того полный. Он пьет дорогой коньяк — рюмочку на ночь в целях профилактики. Или виски с друзьями. Что это был за разговор? В худшем сне не приснится. Пытка для обоих. Не знаю, кто из нас в большей степени страдал. Наверно, страдали оба — я и Вадим Николаевич. Он был должен мне помочь, а как именно — не знал. В подобных случаях суют деньги и с кислой миной на лице проводят до дверей. Но вы попробуйте сунуть пять с половиной тысяч! Отдать какому-то оборванцу, пусть он и бывший супруг твоей жены. В общем, он красиво говорил — речь у него оказалась на удивление правильная. Подобную речь сейчас вы не встретите ни в одном романе — я заслушался. Сидел и слушал, как он говорит. Наверно, в школе у него по русскому языку была пятерка, и он скрупулезно учил все правила. Он прекрасно знает не только грамматику, но и много того, чего я не знаю. Затем он учился в университете, принимал участие во всех значимых мероприятиях, получал повышенную стипендию и был уверен, что станет преуспевающим юристом. А когда он им станет, получит все, что не получил в юности. И женщину он получит любую. Не важно, замужем она или нет.

Я еще раз глотнул пива — бедный Вадим. Потратить на меня драгоценное время, где каждая минута, считай, не один доллар. А я у него их ворую — сижу и ворую. Афтондил задерживался. Он и прежде не отличался пунктуальностью. У меня тысяча долларов. Они здесь, в моем кармане. Я их даже не считал. Мне их передал Вадим Николаевич. И расписку я написал, как он и сказал, слово в слово. Не густо, конечно, а куда денешься? Лучше тысяча, чем ничего. А если Афтондил меня обманет? Никто кроме Эллы Сергеевны не знает, какие в папке были документы и были ли они вообще. Я тяжело вздохнул — подъехал Мерседес. Красавец — Афтондил не обманул. Обманул я.

В следующее мгновение на меня обрушился мир, хотя первым вылетело окно. И если бы не столик, что долбанул меня в грудь, вероятно, это был бы мой последний день на этом свете. Как гремит взрыв, я прежде слыхал — возили на полигон снаряды, что обнаружили строители. Но это было давно, да и стояли мы на безопасном расстоянии. Здесь же я ощутил чудовищный жар и грохот — взрывная волна прошла сквозь меня. Оглох я на левое ухо — принялся ковырять пальцем. Лежу на полу в осколках битого стекла и ковыряюсь в ухе. Затем на меня наезжает перепуганное лицо. Что? — говоря я. — Не слышу! Громче, ничего слышу! — А потом понял — живой, — кричу, — только ничего не слышу.

Короче, Афтондила взорвали. И Мерседес тоже. То есть Мерседес как раз и взорвали, а вместе с ним Афтондила. Смотреть, что осталось от Афтондила, я не пошел — не до того было. Тут, конечно, народ набежал — воду суют. Нет, чтобы пива предложить? Минут через двадцать приехали медики, мои бывшие коллеги и прочая заинтересованная публика. Какой-то ублюдок умудрился меня сфотографировать — тычет в рожу фотоаппаратом. Может, и репортер, а может, и зевака обыкновенный. Я его послал — сказал что-то в нецензурной форме. Несмотря на все сопротивление, меня уложили на носилки, а тетка в халате укол сделала — вогнала кубика три какой-то гадости через штаны. И мне вскоре стало очень даже неплохо — захотелось спать. И я заснул.