Эд Данилюк - Трезуб-империал

Северин Мирославович вздохнул.

— Не зря же наши партизаны в войну ерундой не занимались и монеты не чеканили. Они плакаты развешивали да листовки разбрасывали, — никак не мог успокоиться лейтенант. — Тот же Ленин для пропаганды газету печатал. Ленин! А он в этой теме фурычил! Враги советской власти вон тоже не монеты чеканят, а по радио брешут. «Би-Би-Си» всякие. Но монеты — нет, не штампуют…

— Я понял, понял, — с легким раздражением прервал Сквира.

— А деньги?

— Что — деньги?

— Сколько нужно денег, чтобы отчеканить скромный тираж в сто тысяч экземпляров монеты? Золота для такой пропаганды потребуются тонны! Тонны — в буквальном смысле этого слова! — продолжал Козинец.

На столе лежала раскрытая на рисунках книга. С ее страниц смотрел Божьей Милостью Его Величество Максим III. Вислые усы и волевой подбородок — полная противоположность Владимиру Ильичу…

— Да и что за националист написал бы про Малую Русь? — уже гораздо тише проговорил Василь Тарасович. — Это ж Малороссия! Оскорбуха! Даже не для националиста! Даже для простого советского человека, вроде вас и меня, явная оскорбуха!

Северин Мирославович прислушался к себе. Оскорбляло ли его слово «Малороссия»? Просто неофициальное название участка суши… Он покачал головой. Себе-то он мог признаться: да, ему это слово не нравилось.

Лейтенант задумался ненадолго и добавил:

— И имя «Максим» не катит. Что за Максим? Да еще и Третий? Если уж националист придумывает такую монету, то не круче ли поместить на ней портреты борцов? Петлюры какого или Бандеры? Да мало ли у них, у националистов, героев! А тут какой-то Максим Третий! Не в дугу… — Он запнулся, бросил взгляд на Сквиру и поправился: — Я имею в виду, что было бы логичнее, если бы…

— Я понимаю, что вы имели в виду, — осторожно улыбнулся Северин Мирославович. Не хватало еще к словам цепляться!

Ну вот, монета не националистическая. Что теперь докладывать подполковнику Чипейко?

Козинец погладил усы, глядя на капитана.

— Да и не вызывает эта монета никаких националистических чувств. Жадность — да, вызывает. Желание заныкать ее на черный день — вызывает. А вот националистических чувств — нет…

Сквира кивнул.

— Может, этими монетами зарплату активистам выдают? — предположил он.

— В магазин с такой зарплатой не попрешься, к ювелиру не сунешься. Даже если бы и не было никакого трезуба! А с ним… С трезубом в КГБ загремишь с два счета!

— А награда? — все еще сопротивлялся капитан. — Вроде ордена?

— И как награда она не в тему, — развел руками Василь Тарасович. — Ты, скажем, всю жизнь положил на борьбу с Советской властью, а тебе что? Твои же товарищи награждают тебя не грамотой «Передовик национализма», не медалью «Пятьдесят лет Бандеровским курсом», не орденом «За успехи в оплевывании Советов», а монетой с каким-то Максимом Третьим…

Рот Козинца растянулся в широкой улыбке.

— Ни себе покайфовать, ни семье показать, ни перед единомышленниками повыпендриваться…

— Вы раньше имели дело с монетами? — спросил Сквира, удивляясь, когда это лейтенант успел все проанализировать.

— В смысле? — Козинец будто наткнулся на какой-то барьер. Хотел что-то сказать, но вопрос капитана остановил его на полном скаку. — Я пока ночью стены в той хате простукивал, столько всего об этой монете передумал…

— Ну и зачем же она все-таки нужна?

Козинец молча пожал плечами. В комнате воцарилась тишина. Стало слышно, как где-то в глубине райотдела дежурный объясняется с кем-то по телефону. Слов разобрать было нельзя, но голос гудел, создавая беспрерывный монотонный фон.

— Может, — задумчиво проговорил Сквира, — кто-то получил доступ к левому золоту? Ворует на прииске, например?

— А монеты-то зачем штамповать? — парировал Козинец. — Тем более, с трезубом? Так одна статья была, а теперь еще две подогнал, и каждая серьезнее другой…

Опять повисла тишина. Часы на стене отстукивали секунду за секундой.

— Нумизматы ж не зря за монеты переплачивают, — наконец, произнес Северин Мирославович. — В монетах цена выше, чем просто за драгметалл.

— Ага, выдашь ты эту монету за нумизматическую редкость! — буркнул Василь Тарасович. — Это как впаривать пенопластовый спасательный жилет, в котором якобы еще Ной по своему ковчегу расхаживал. А для убедительности и дату написать — мол, произведено до вселенского потопа… — Он хмыкнул. — Даже малый ребенок знает, что никакого государства Малая Русь-Украина не существует и никогда не существовало. И никакого короля Максима III тоже не было и нет. На кой ляд нумизмату переплачивать? И много переплачивать — иначе какой смысл подделывать монету?

— Ну да, — недовольно согласился Сквира.

— И как штамповать? Сунуться на монетный двор? На советский монетный двор? Да такого сумасшедшего заметут в первую же минуту! — Василь Тарасович победно посмотрел на капитана.

Тот отвел глаза. Возражений у него не осталось. Чтобы скрыть свою растерянность, Сквира подошел к окну. Постоял немного, глядя на пустынную улицу. Потом вернулся к столу и сел.

— Что же получается? — пробормотал он. — Этой монеты вообще не должно существовать? Она бессмысленна?

В глубине темной комнаты на внушительных размеров столе стояла сиявшая в полную мощь медная, с малахитовыми вставками, лампа. За столом в высоком кожаном кресле восседала пожилая дама — Марта Фаддеевна Кранц-Вовченко — величественная, сухощавая, с копной седых волос. Перед ней в пепельнице дымилась сигарета в длинном янтарном мундштуке.

— Вы опоздали на пятнадцать минут, — хрипло сказала хозяйка, безбожно картавя.

Сквира замер. Рука инстинктивно дернулась к внутреннему карману пиджака и извлекла удостоверение.

— Капитан госбезопасности Сквира, — несмело представился он.

Перед столом стояло второе кресло, но Северин Мирославович не решался сесть.

— Это хорошо, юноша, что вы не оправдываетесь, — строго произнесла дама. — Я не люблю этот бессмысленный лепет… — Она взяла удостоверение и потянулась к кожаному футляру с очками. — Я ожидала чего-то более внушительного, — заметила она, вчитываясь, — обилия гербов, печати на веревочке, приказа после прочтения застрелиться…

— Я сам был… э-э-э… в свое время разочарован, — признался Северин Мирославович.

— Капитан… — продолжала Марта Фаддеевна. — Hauptmann … Это ведь не очень высокий чин?

— Три звания до генерала.

— А вы оптимист! — старуха рассмеялась и величественно указала на свободное кресло. — Можете сесть.

Это прозвучало как команда. Сквира быстро выполнил ее.

Старуха вернула удостоверение и, покосившись на гостя — будто пытаясь понять, способен ли он оценить ее жест, спросила: