Ю Несбё - Нож [litres с оптимизированной обложкой]

Принтер выдал остаток листа с долгим последним стоном, как будто хотел поскорее избавиться от этого отвратительного человека. Человека, который с нескрываемой высокомерной гордостью только что сознался в убийстве Ракели Фёуке. Совсем как лидеры талибана, утверждавшие, что именно их организация стоит за каждым взрывом бомбы в Афганистане, во всяком случае, если нападение удалось. Этот тип просто-напросто приписал себе чужие заслуги, как поступали некоторые солдаты в Афганистане, если им предоставлялась возможность «украсть» убийство у погибших товарищей. В некоторых случаях это было чистое разграбление могил. Руар сам был свидетелем тому, как бойцы занимались подобным после хаотичной перестрелки.

Руар Бор рывком схватил лист бумаги и подошел к стене в другом конце большого, не разделенного перегородками подвального помещения. Он прикрепил портрет к одной из мишеней, которые были развешаны перед металлической коробкой, улавливавшей пули, и вернулся назад. Расстояние между ним и мишенью составляло десять с половиной метров. Затем он взял пистолет «Хай Стандард HD 22», что лежал рядом с компьютером, принял стойку, которую успел бы принять в боевой обстановке, навел оружие на цель и выстрелил. Один раз. Второй. Третий.

Бор снял наушники, взял глушитель и начал прикручивать его к пистолету. Глушитель меняет баланс, поэтому с его помощью он мог потренироваться как бы с двумя разными пистолетами.

На лестнице, ведущей в подвал, раздались быстрые шаги.

– Черт, – пробормотал Бор и закрыл глаза.

Затем снова открыл их и увидел бледное, гневное лицо жены с раскрытым ртом.

– О господи! Ты до смерти меня напугал! Я думала, что дома одна.

– Прости, Пиа, я тоже так думал.

– Это не поможет, Руар! Ты обещал мне, что в доме больше не будет стрельбы! Я возвращаюсь из магазина, вокруг тишина и покой, и вдруг… Кстати, а почему ты не на работе? И почему ты голый? И что это у тебя такое на лице?

Руар Бор посмотрел вниз. Конечно же, черт возьми, он голый. Он провел указательным пальцем по лицу и внимательно изучил его кончик. Черная камуфляжная краска спецназовцев.

Он положил пистолет на письменный стол и нажал указательным пальцем случайную клавишу на клавиатуре.

– Я сегодня решил поработать дома.

В восемь часов вечера следственная группа собралась в баре «Юстисен», постоянном месте встречи сотрудников отдела убийств в радости и в горе. С инициативой отметить раскрытие дела выступил Скарре, и Катрина не смогла найти никаких возражений, как и объяснений, почему она вообще начала искать возражения: существовала традиция праздновать победы, эта традиция связывала их в команду, и она, как руководитель, должна была первой бросить клич о сборе в «Юстисене», после того как от Финне удалось получить признание. Тот факт, что они раскрыли преступление прямо под носом у Крипоса, нисколько не уменьшал их триумфа. Ей позвонил не слишком довольный Винтер, который считал, что допрашивать Финне следовало их сотрудникам, поскольку именно Крипос руководил расследованием. Он с неудовольствием принял объяснения, что три изнасилования относятся к юрисдикции полицейского округа столицы, а потому только Полицейское управление Осло имело право заключить сделку. Трудно выдвигать аргументы против победы.

Так почему же ее что-то мучает? Вроде бы все концы сходились, и все же существовало нечто такое, что Харри обычно называл единственной фальшивой нотой в звучании симфонического оркестра. Ты ее слышишь, но не знаешь, откуда она идет.

– Эй, босс? Вы, часом, не заснули?

Катрина вздрогнула и сдвинула свою кружку пива с другими поднятыми кружками.

Все были здесь. Кроме Харри, тот упорно не отвечал на ее звонки. Словно реагируя на мысли хозяйки, телефон Катрины завибрировал, она быстро вынула его, посмотрела на экран и увидела, что звонит Бьёрн. И на мгновение ее посетила еретическая мысль: а что, если сделать вид, что она не слышала звонка? Объяснить потом – и, кстати, это правда, – что ей постоянно названивали после того, как они разослали пресс-релиз о признании Свейна Финне, и что только намного позже она заметила имя мужа в списке пропущенных вызовов. Но ее материнский инстинкт решительно возражал против подобного поведения. Поэтому Катрина встала, вышла из шумного помещения в коридор, ведущий к туалетам, и нажала на «ответить».

– Что-то случилось?

– Да нет, – ответил Бьёрн. – Все в порядке, малыш спит. Я только хотел…

– Что ты хотел?

– Узнать, когда ты вернешься домой. Ну хотя бы приблизительно.

– Как только смогу. Но, Бьёрн, я же не могу просто так взять и уйти.

– Нет-нет, я понимаю. А кто там с тобой?

– Кто? Следственная группа, конечно.

– Только они? И никаких… э-э-э… добровольных помощников?

Катрина выпрямилась. Бьёрн был добрым и тактичным человеком. Человеком, которого все любили, потому что он обладал шармом и спокойной, твердой уверенностью в себе. И хотя они никогда об этом не говорили, она не сомневалась, что муж регулярно спрашивает себя, как так вышло, что именно он в конце концов заполучил девушку, при виде которой капали слюнки у половины сотрудников отдела убийств. По крайней мере, до того момента, как она стала их начальником. Одной из причин, по которой Бьёрн никогда не заводил разговор на эту тему, было, вероятно, то, что он знал: нет ничего менее сексуального, чем неуверенный в своих силах партнер, испытывающий хроническую ревность. И ему удавалось скрывать ее даже после того, как два года назад Катрина бросила его и они на какое-то время расстались, после чего, правда, вновь сошлись. Но любую роль тяжело играть на протяжении долгого времени, и она заметила, что в последние месяцы в их отношениях что-то изменилось. Может быть, это было вызвано тем, что Бьёрн сидел дома с ребенком, а может, все объяснялось элементарным недосыпом. Возможно, дело лишь в ней: она стала слишком чувствительной после нагрузок, навалившихся на нее за последние полгода.

– Здесь только мы, – ответила Катрина. – Буду дома не позже десяти.

– Оставайся подольше, я просто хотел знать.

– Не позже десяти, – повторила она и посмотрела на входную дверь. На высокого мужчину, стоявшего возле нее и озиравшегося по сторонам.

Она положила трубку.

Он старался казаться спокойным, но Катрина видела, что его тело напряжено, а в глазах появился охотничий блеск. А потом он увидел ее, и она заметила, как плечи его опустились.

– Харри! – воскликнула она. – Ты пришел?

Она обняла его, воспользовавшись этим кратким мигом, чтобы вдохнуть его запах, такой знакомый и такой чужой. И ей вновь подумалось, что лучшее в Харри Холе – это то, как он пахнет. Не парфюмом или зелеными лугами и лесами, нет. Случалось, от него исходил запах перегара, а иногда она замечала легкие нотки пота. Но в общем и целом его запах был неопределенным и прекрасным . Еще бы, ведь это был Харри, единственный и неповторимый. Катрина сказала себе, что в подобных мыслях нет ничего предосудительного, верно ведь?