Олен Стейнхауэр - Эпоха Отрицания [The Middleman ru]

– Расскажешь, какой у тебя план?

Мужчина прикусил губу. Помолчал.

– Если считаешь, что не готов мне доверять, то ладно. Я уйду, – сказала Ингрид. – Я приехала, потому что доверяю тебе, и я слишком взрослая, чтобы вступать в отношения без взаимности.

Мартин улыбнулся и потер лицо.

– Вообще-то, плана как такового нет. Сейчас нужно обеспечить безопасность всех наших людей. Мы не хотели бы все время скрываться.

Его собеседница удивилась.

– Я думала, это как раз часть генерального плана.

Бишоп снова улыбнулся и покачал головой.

– Этого хотел Бен. Настаивал, чтобы мы ушли в подполье. Создал структуру связи, позаботился о конспиративных домах, условных сигналах. Но использование такой структуры – исполнение фокуса с массовым исчезновением – означало переход к обороне. Бен доволен. Он считает, что прав.

Тут было о чем подумать, и теперь, в свете этого знания, ее собственный побег уже не выглядел столь блестящим.

– Сколько нас? – спросила Паркер.

– Несколько сотен.

– Сотен? Сотен исчезнувших, как я?

Мартин кивнул.

– Та пусковая установка, помнишь? Она не наша. Это подстава. Федералам нужен был какой-то предлог, чтобы арестовать нас с Беном. Нам повезло – позвонил один друг, предупредил. Они хотели схватить сначала нас двоих, потом всех остальных. Не знаю, заметила ли ты, но наша страна постепенно превращается в полицейское государство. В последние годы это особенно заметно.

– Вот оно как? В твоем распоряжении сотни человек, отказавшихся от привычной жизни, но ты не собираешься их использовать?

– Кое-какие мысли есть.

– Взрывать дома?

– Есть более поэтические способы изложить свою точку зрения.

Что у него на уме?

– Массовые забастовки?

– Конечно. Или, может быть, что-то совсем простое – исчезнуть, а потом вдруг появиться. Всем сразу.

Ингрид задумалась. Сотни людей исчезают на несколько недель или месяцев, а потом, в один прекрасный день, появляются снова.

– Все будет зависеть от того, что они скажут, когда вернутся, – предположила женщина.

– А если не скажут ничего?

– Что? Ну это же смешно.

– Может, да, а может, и нет.

– Мартин? – подал голос Рэгги, расправлявшийся на кухне с холодной пиццей.

– Подумай об этом. – Бишоп оставил собеседницу и удалился к своему товарищу. Вместе они склонились над расстеленной на столе большой картой. Возле карты лежал револьвер.

Ингрид повернулась к выходившему в темноту окну. Сотни исчезнувших появляются, молчат, как немые… и что?

На дверном косяке она заметила сделанные карандашом отметки с датами – живший здесь ребенок вырос до четырех футов. Почему-то ей не пришло в голову, что та семья, может быть, переехала в другой дом, в район получше. Нет, она представляла лишь одно: их выселили. Дети страдают не только в Нигерии, думала Ингрид. Они страдают повсюду…

– И это не показалось вам странным? – спросила Рейчел.

– Что?

– То, что у Мартина не было плана. Он собрал по стране четыре сотни человек, но при этом толком не знал, что с ними делать.

– Да, – поглаживая по головке дочь, сказала Ингрид. – Но в первую очередь он заботился об их безопасности. О них месяцами говорили по телевизору, обвиняли во всем, в чем только можно. На них навесили клеймо террористов. Еще немного, и вы начали бы устраивать на них облавы.

Прю покачала головой.

– СМИ, конечно, пошумели, но ФБР сохраняло спокойствие. Мы не собирались выступать против «Бригады», пока не убедимся, что они что-то готовят. И только когда нашли пусковую установку, поняли, что пора.

– Им ее подбросили.

– Чья-то же она была! И, к вашему сведению, мы ее не подбрасывали. Знаете, кто нам позвонил и посоветовал проверить тот самый склад? Женщина по имени Холли Расмуссен, подруга Миттага.

Кевин переступил с ноги на ногу, а Ингрид бросила на Рейчел неприязненный взгляд.

– Пусть так, – сказала она, но на ее лице появилось задумчивое выражение – похоже, имя Холли Расмуссен что-то ей напомнило.

– Так что не говорите мне, что никакого плана не было, – продолжала Прю. – Частью плана была и пусковая установка, и – даже если не все с этим согласились – Четвертое июля. – Она повернулась к Муру. – Вы хотели, чтобы я услышала именно эту историю?

Кевин пожал плечами.

– Может быть, позволите ей закончить?

Рана снова дала о себе знать, и Рейчел, чтобы размяться, прохромала к стене и вытянула ногу. Боль вскинулась и улеглась. Прю кивнула Ингрид.

– Хорошо. Продолжайте. Что еще рассказал вам Мартин Бишоп?

Ее раздражение, похоже, позабавило Паркер.

– Тогда – ничего. Ему нужно было уйти куда-то, и Рэгги отвез меня в Монтану. Ехали туда два дня не останавливаясь. За рулем сидели поочередно.

– И вы вот так запросто положились на незнакомого человека.

– Это и есть доверие, спецагент.

Рейчел не ответила.

– Лоло, штат Монтана, рядом с границей Айдахо, – продолжила свой рассказ ее собеседница. – Бревенчатый домик в горах. Шестнадцать человек, молодые люди, и все звались Джорджами и Мэри. Большинство напуганы. Что делать дальше, они не знали, поэтому действовали по графику. Работа по дому, занятия стрельбой, групповая терапия. Большинство были настроены миролюбиво, но не все. Джордж из Альбукерке, студент-экономист, призывал поехать в Лоло и захватить городишко. «По одному городу за раз» – так он говорил.

– И как на это отреагировали остальные? – спросила Рейчел.

– Никак. Каждый предлагал что-то свое. Хотя я указала тому Джорджу, что Мартин на такое не пойдет, и Рэгги со мной согласился. Из всех присутствовавших с Мартином разговаривали только мы с ним. Для остальных он был лицом на экране или словами на веб-странице.

– Он был идеей, – вставил Дэвид, и эти слова были его первыми за долгое время.

– Да, – согласилась Ингрид и посмотрела на него. – Он был идеей.

Вопреки явному неодобрению Джорджа из Альбукерке, Ингрид оставила свой «смит-энд-вессон» в грузовике.

– Вам надо держать его при себе, – сказал он.

– Доктор ведь наша союзница, правильно?

– Да, но кто знает людей, которые ее окружают?

– Всему свое место и время, – ответила Паркер, выходя из домика. – Когда-нибудь вы повзрослеете и поймете это.

Целый час, пока они добирались до скромной клиники, Джордж слушал кантри и вместо того, чтобы спросить, зачем ей к врачу, разглагольствовал о различиях между кейнсианской школой экономики и стокгольмской и о неизбежном крушении обеих.

– Как только мы нанесем удар по системе, кому-то придется придумать что-нибудь другое, – заявил он.

– Удар по системе?

– Когда мы сокрушим ее.

Интересно, подумала Ингрид, как, по мысли Джорджа, их крохотная группка отверженных свалит устоявшуюся за двести лет систему, принятую многими миллионами американцев. Вопрос для будущего обсуждения. Уэйлон Дженнингс запел о том, что у хороших парней не бывает дурных намерений, когда они припарковались у небольшого строения с обветшалой вывеской «Женская клиника». Паркер открыла дверцу.