Лейф Перссон - Застенчивый убийца

– Это был единственный разговор с ним?

– Нет. Неделю спустя, когда эксперты побывали там и выполнили свою работу, его вызвали в отдел насильственных преступлений и побеседовали с ним, в порядке получения информации. Парни из технического отдела обратили внимание, что квартиру явно обыскивали. Они не увидели ничего из ряда вон выходящего, но это показалось немного странным.

– И что Стаффан поведал по этому поводу?

– Если верить ему, мать пребывала в глубокой депрессии в течение последнего года. Якобы, поскольку закончила работать предыдущим летом, она начала крепко пить. И, по словам сына, могла пьянствовать по нескольку дней в неделю подряд, и не раз у нее случалось реальное помутнение рассудка.

– Могу себе представить, – сказал Юханссон.

– Да, – согласился Ярнебринг. – Если ей удалось просчитать, что именно ее сынуля изнасиловал и убил малышку Жасмин, вряд ли она чувствовала себя хорошо.

– Само собой. А кто из коллег проводил расследование?

– Коллега Альм, – сообщил Ярнебринг и ухмыльнулся. – Более известный в отделе как Деревянная Башка, и, кстати, как раз его шеф Хроник, старый комиссар Фюлкинг, ты наверняка помнишь его, закрыл дело. Посчитал, что там не было преступления, а поскольку они сидели по горло в работе в связи с убийством нашего дорогого премьер-министра, никто не стал возражать.

– Ничего другого? – спросил Юханссон и рассеянно махнул полученными бумагами.

– Потом еще ее подруга, с которой они вместе работали, дала знать о себе. Она связалась с нами примерно через неделю после того, как Вера Нильссон покончила с собой. У нее не укладывалось в голове, что та совершила самоубийство. Относительно того, что Вера якобы стала пить как сапожник, она также высказалась, мягко говоря, крайне критично. По словам подруги, покойная очень осторожно относилась к алкоголю. Ну, выпивала, конечно, но всегда знала меру. Она описала ее как веселую и позитивно настроенную, почти идеального товарища по работе в те времена, когда они трудились вместе.

– Они общались? Перед тем, как Вера покончила с собой?

– В течение многих лет. На работе естественно, но также приватно. Альм попрессовал ее по данному пункту, и тогда она рассказала, что Вера в последние месяцы выглядела более взволнованной, чем обычно. Она даже спросила ее об этом, но не получила ответа. Подруга сообщила на допросе, что, по ее мнению, это каким-то образом касалось сына Веры. Если верить подруге, он всегда был безалаберным шалопаем. Источник постоянного беспокойства для своей матери. По информации подруги, в последний раз они общались по телефону за несколько недель до того, как Вера умерла.

– Ага, – вздохнул Юханссон.

– Итак, что мы теперь делаем? – спросил Ярнебринг.

– Надо подумать, – ответил Юханссон.

– Но, Ларс, черт побери. Возьми себя в руки.

– У тебя есть предложение получше?

– А может, пойдем напролом? Возьмем пробу ДНК у этого идиота, и в случае попадания нам уже не понадобится читать ни строчки.

– Я тебя услышал, – буркнул Юханссон. – Дай мне подумать в выходные, что предпринять дальше.

– Конечно, – согласился Ярнебринг. – А если сообразишь раньше, просто дай мне отмашку. Мы прокатимся на место, прижмем ухо к старым рельсам.

– Надо подумать, – стоял на своем Юханссон.

«Хорошая идея. Но как делать это с головой, которая начинает дьявольски болеть при первой попытке?»

После завтрака Пия поехала со своей лучшей подругой за город собирать грибы.

– Ради бога, не хулиганьте, мальчики, – сказала она, поцеловала своего супруга и заключила Макса в материнские объятия.

– Обещаем, – буркнул Юханссон, уже предвкушая настоящий обед на прежний манер вместе со своим собственным Маленьким Эвертом.

«Пожалуй, стоит позвонить Ярнебрингу и пригласить его», – подумал он.

Ярнебринг счел идею просто замечательной. Даже настолько хорошей, что Макс смог заехать за ним, и два часа спустя они сидели в машине, направляясь в заведение, которое Юханссон обычно называл «своим деревенским трактиром», хотя располагалось оно всего лишь в Юргордене в Стокгольме.

– Ты выглядишь бодрым, Ларс. – Ярнебринг дружески похлопал друга по плечу.

– Я знаю, – ответил Юханссон.

«Меня не обманешь».

Юханссон заказал закуски, горячее и десерт, главным образом, с целью позлить своих сотрапезников. Макс обеспокоенно закрутился на месте, однако ему хватило ума промолчать, но его лучший друг не сдержался.

– Порой мне кажется, ты старательно загоняешь себя в гроб, – сказал Ярнебринг и кивнул в сторону тарелок с закусками.

– О чем ты? – спросил Юханссон с невинной миной, намазывая горчичный соус на жареный хлеб с малосольным лососем.

– Красная рыба дело хорошее, но майонез чистая смерть для таких, как ты. Что происходит с твоей памятью, Ларс? Всего месяц назад ты чуть не отправился на тот свет, поскольку жрешь всякую дрянь и предпочитаешь сидячий образ жизни.

– Месяц назад никто не спрашивал меня, как я себя чувствую, и не комментировал мои пристрастия в еде, – парировал Юханссон. – Сейчас я только об этом и слышу. Со мной разговаривают, словно я ребенок.

Потом он откусил приличный кусок от своего бутерброда, вытер остатки соуса из уголков рта указательным пальцем и облизнул его, прежде чем отпил половину водки из своей рюмки и запил ее глотком пива.

– На чем мы остановились? – спросил он и предостерегающе поднял руку, прежде чем Ярнебринг успел произнести хоть слово. – Да, если вы, господа, не в состоянии относиться ко мне как к взрослому человеку, я предлагаю вам забрать ваши чертовы салаты и мясо и поискать для себя другой столик, чтобы я смог поесть в тишине и покое.

Макс, казалось, был полностью поглощен едой и довольствовался лишь кивком, Ярнебринг же пожал плечами и явно решил сменить тему.

– Послушай, Макс, – сказал он. – Эверт говорит мне, что ты подумываешь стать полицейским. Сколько тебе лет?

– Двадцать три, – ответил Макс.

– Тогда самое время. Нам с Ларсом было двадцать один, когда мы поступили в школу полиции.

– Но у меня нет гимназии за плечами, – сообщил Макс. – Я завязал с учебой после девятого класса.

– Ничего страшного, – сказал Юханссон. Его самого приняли за спортивные заслуги и несмотря на плохие отметки в народной школе, где он после восьми лет поставил крест на учебе.

– Наверное, – согласился Макс. – Но не в этом проблема.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказал Ярнебринг. – Мне самому случалось дать тому или другому придурку по морде. И чаще всего до того, как я стал полицейским.

– Но ты никогда не сидел в колонии для несовершеннолетних, – возразил Макс.