Джеральд Сеймур - Красная лисица

— Я убил троих, чтобы добиться цели.

Трое убитых, чтобы Харрисон мог свободно вести машину сквозь теплую ночь мимо дорожных знаков в города, о которых он не слышал, вдоль ограниченных фонарями дорог, по которым никогда раньше не путешествовал. Снова узник, во второй раз. Заложник, учитывая подсунутую под дверь записку, где излагались условия его выдачи.

И тем не менее он не чувствовал страха перед пистолетом и юношей со склоненной головой рядом с ним, потому что его способность приходить в ужас была исчерпана. Он не испытывал нетерпения услышать обещанное объяснение. Вот они миновали Лауреану, пронеслись мимо высохшего русла реки. Харрисон старался заставить «фиат-127» унести его прочь от воспоминаний об амбаре в Косолето и мужчин в капюшонах и сапогах, наносивших жестокие удары по его телу. По его расчетам до рассвета еще оставалось несколько часов. У него не было искушения пожаловаться. Но мозг его был затуманен необходимостью вести машину дорогой, по краю которой мелькали огни фонарей. Изредка его внимание ослабевало, и, когда он оборачивался, то видел юношу, сидящего со сложенными руками и пистолетом под локтем с дулом, направленным ему под мышку.

Час по дороге вниз от Семинаре мимо знака поворота на Пиццо, и наконец молчание было прервано:

— У вас нет сигареты? — спросил Харрисон.

— У меня их очень немного.

Достаточно откровенно, подумал Харрисон.

— Я не выкурил ни одной за последние несколько дней, понимаете? Мне бы очень хотелось хоть одну.

— У меня их очень мало, — повторил юноша.

Харрисон не отрывал глаз от дороги.

— Я не спрашиваю, что, черт возьми, происходит, я не устраиваю скандала. Я жду, чтобы мне рассказали все, когда вы сочтете время подходящим. Все, что я прошу — это сигарету...

— Вы говорите слишком быстро для меня. Я не понимаю.

Маленькая гадина, притворяется, что не понимает. Непонимание чужого языка — удобное прикрытие.

— Я сказал только, что, может 6ыть, вы поделились бы со мной сигаретой.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду то, что я бы мог покурить и вы тоже, а пока мы будем курить, вы можете все мне рассказать.

— Мы оба могли бы выкурить сигарету?

— Насколько мне известно, у меня нет заразных болезней.

Юноша неохотно полез в нагрудный карман своей рубашки, и углом глаза Харрисон увидел красную пачку. Она была туго набита или все–таки нет? Да, его не назовешь щедрым, этого типа. Вспыхнул огонек зажигалки. Медленно тлеющий фитилек сигареты, казалось сводил его с ума.

— Благодарю вас, — сказал Харрисон очень отчетливо, когда юноша передал ему сигарету. Первый контакт, первое проявление человечности.

Губы Харрисона сомкнулись на фильтре, он с силой втянул дым в легкие и ослабил нажим ноги на акселератор.

— Благодарю вас, — повторил Харрисон с чувством.

— Теперь ваша очередь. В этом не будет ничего смешного, я буду вести машину, а вы говорить. Так?

Харрисон быстро перевел взгляд с освещенных дорожных знаков и линий налицо юноши, и сразу же заметил признаки сосредоточенности и хмурую складку на его лбу.

— Вы должны продолжать вести машину, — впервые он ощутил в его голосе тлеющую враждебность.

— Дайте мне, пожалуйста, сигарету еще раз.

Одна отчаянная затяжка, как воспоминание о пьяных минутах в английском пабе, когда на прилавке пиво, а хозяин собирает пустые стаканы.

— Как ваше имя?

— Джанкарло.

— А другое ваше имя. Что это такое «Джанкарло»? — Харрисон говорил так, будто они беседовали от нечего делать, и ответ был чем–то неважным и тривиальным.

— Вам его незачем знать.

— Как вам угодно. Я буду звать вас Джанкарло. Меня зовут Джеффри.

— Я знаю, как вас зовут. Аррисон. Это ваше имя.

Трудное продвижение вперед. Будто бежишь вверх по песчаному холму. Помни о стрелке, если не хочешь, чтобы из твоей под мышки полился кетчуп.

— Куда вы хотите ехать, Джанкарло?

— Вы должны вести машину в Рим. — В голосе молодого итальянца проскользнула неуверенность. Ему не хотелось, чтобы кто–то раскусил то, что он задумал.

— А как далеко до Рима?

— Возможно, километров восемьсот.

— О Боже!

— Вы все время будете вести машину. Мы остановимся отдохнуть, когда наступит день.

— Это чертовски далеко. Вы не смените меня за рулем?

— Я наблюдаю за вами. Так же, как и пистолет. А, Аррисон?

Итальянец насмехался над ним.

— Я не забываю о пистолете. Джанкарло. Поверьте мне, я об этом помню. '

Надо начать сначала, попытаться использовать другой подход, Джеффри.

— Но вы говорите со мной, иначе я усну. Если это произойдет, мы оба окажемся в канаве. Харрисон, Джанкарло и пистолет, все мы будем в канаве. Мы должны найти какую–то тему для разговора.

— Ты устал?

— Не скажу, что я вполне бодр и свеж. — Харрисон позволил себе малую толику сарказма. — Ну что ж, для начала можем поговорить о вас.

Машина подпрыгивала и виляла на неровной дороге. Даже автострада, гордость моторизованного общества, была в состоянии ползучего разрушения. В недавнее время эта ее часть была покрыта заново, и человек, ведавший контрактами, хорошо заплатил за помощь людям в красивых и модных костюмах, интересовавшихся такими проектами. За привилегию проезда машин в этот район он был вынужден поплатиться тем, что его прибыли сильно снизились. Пришлось экономить на слое вновь укладываемого на дорогу тармака, который портили зимние дожди. Харрисон приник к рулю.

— Я сказал тебе, что мое имя Джанкарло.

— Верно, — Харрисон не отрывал взгляда от ветрового стекла и дороги. Запахи их двоих тесно смешались и переплелись, объединяя их в единое целое, до тех пор, пока они не станут неразлучными.

— Мне девятнадцать лет.

— Так.

— Я не из этой части страны, и не из Рима.

Харрисону больше не требовалось отвечать. Запруда прорвалась и атмосфера в маленькой машине давала надежду на то, что беседа будет продолжаться.

— Я боец, Аррисон. Я боец за права и чаяния пролетарской революции. Наша группа борется против коррупции и загнивания общества. Ты живешь здесь и знаешь то, что видишь своими глазами, ты часть пены, накипи, Аррисон. Ты приехал сюда как представитель транснационалов, ты здесь надзираешь за рабочими, но у тебя нет обязательств перед итальянскими рабочими. Ты для них как пиявка.

Попытайся его понять, Джеффри, потому что сейчас не время спорить.

— Мы видим, как народ угнетают гангстеры «Демокрациа Кристиана», и мы боремся за то, чтобы их уничтожить. Коммунисты, которые должны быть голосом народа, в кармане у ДК. — Юноша дрожал, когда произносил эти слова, — казалось, они причиняли ему физическую боль.

— Понимаю, Джанкарло.

— В день, когда тебя захватили в Риме калабрийские свиньи, я был с лидером нашей ячейки. Нас подкараулила полиция. Они схватили нашего лидера, увели ее в цепях и окружили, держа наготове пистолеты. С нами был еще один человек — Паникуччи. Сначала он не придерживался нашей идеологии, но потом проникся ею и стал лоялен к нам и верен, как отважный лев. Они застрелили Паникуччи как собаку.