Ирина Лобусова - Подземелье призраков Аккермана

— Видно, здесь был бой... — начал было Андрейка, но Таня вдруг громко вскрикнула, а затем метнулась в самую гущу тел...

— Это же Копейка... Сивал... Котька-Мотор... Это люди Японца!.. — нагнувшись, она стала переворачивать трупы, вглядываясь в их лица.

Тане было очень страшно: со всех сторон на нее смотрели жуткие знакомые лица тех, кто навсегда ушел в ад.

Ей хотелось плакать. Большинство из этих людей, когда-то промышлявших грабежами и налетами в темных лабиринтах Одессы и в глубинах Молдаванки воюющих за своего Короля, были ей знакомы. Развеселые, блатные, в немыслимо шикарных нарядах, они гуляли по Дерибасовской, горланя свои песни, будучи животворящей кровью Одессы, ее такой странной и такой неповторимой душой. А теперь они лежали здесь, страшные, ни на что не похожие в ледяном лике смерти, и сердце Тани разрывалось при одном взгляде на них.

— Где же Японец? — вслух подумал Андрей, а Таня все шла и шла вперед, не слушая его, чувствуя, что умирает от этого непостижимого ужаса... Слишком страшно было себе вообразить, что здесь произошло...

— Эй, послушай... Уходить надо, — рыбак осторожно тронул ее за руку, ему не нравилось это состояние Тани, он видел, как от ужаса у нее остекленели глаза. — Здесь бой был... Значит, петлюровцы близко... Или отряды Махно. Они ведь заняли эту деревню.

Но Таня почти не слышала его. Они поравнялись с домом, от которого остался только почерневший, обгоревший остов. По нему, похоже, палили из пушек. Возле самых ворот по какой-то странной, жестокой иронии судьбы целой и невредимой сохранилась собачья будка, где на привязи бился тощий, взъерошенный пес. Увидев людей, он присел на задние лапы и заскулил, словно прося его отпустить.

— Люди погибли, — сказала Таня, — или его бросили. Некому отпустить собаку. Она с голоду умирает...

Пес жалобно заскулил, словно понимая ее слова.

— Освободи ее, — Таня повернулась к Андрею, — разорви цепь!

— С минуты на минуту здесь могут появиться петлюровцы... — начал было рыбак, но Таня смотрела на него с таким выражением печали, что он больше ничего не стал говорить.

Перемахнув через забор, он отвязал пса, выпустив его на волю. Тот рванулся, словно помогая снять с него цепь, а затем, радостно лая, умчался в ночь.

— Надо уходить... — перепрыгнув забор назад, Андрей решительно взял Таню за руку.

— Мы должны узнать, что здесь произошло, куда делся Японец... — начала было она, как вдруг хрип­лый старческий голос, раздавшийся за их спинами, произнес:

— Уехал в Вознесенск.

Обернувшись, они увидели тощего старика, который стоял между трупами с выражением такого отрешенного спокойствия, как будто вокруг ничего не произошло.

— Как в Вознесенск? — поразилась Таня.

— Он решил поезд остановить, чтобы добраться до Одессы, — ответил невесть откуда появившийся старик, — я в лесу слышал, как он говорил.

— Что здесь было? — спросил Андрей.

— Бой был, — старик пожал плечами. — Что не ясно? Из местных жителей мало кто выжил. Мне повезло. Они предали вашего Японца.

— Кто они? — не поняла Таня.

— Его красные, — пояснил старик, — бросили они его сюда. Подмогу обещали прислать, но никто не пришел. Их как курей здесь перебили. Осталось очень мало людей. Те, кто выжил, ушли к железнодорожному перевалу, останавливать поезд. Я сам слышал, что он хотел добраться до Одессы. Сказал, что только Одесса может его спасти.

— Как попасть на перевал этот? — Таня нервно дергала руками. — Как?

— Если пойдете вдоль леска, да все прямо, не сворачивая, вон в ту сторону, так доберетесь, — неторопливо сказал старик.

— А вы как же выжили? — искренне удивился Андрей.

— В погребе прятался, — старик пожал плечами, — мне не привыкать. А вышел, как закончилось все.

— Бой был долгим?

— Да где там! — вздохнул старик. — Они с ходу их всех положили, как из подлеска налетели. Стреляли в упор. Так и закончилось...

Поблагодарив старика, Таня и Андрей быстро пошли к лесопосадке, надеясь, что к станции доберутся еще в темноте.

Но на станцию они вышли, когда рассвет уже вступил в свои права, и серая дымчатая мгла окутала размытыми очертаниями все окрестности. К их разочарованию, никаких поездов видно не было, а на переезде они застали человека в железнодорожной фуражке, который пытался отремонтировать электрические сигнальные огни.

— Мы ищем людей в форме... — начала было Таня, но Андрей быстро перехватил инициативу: — Японца мы ищем, слыхал? И его людей.

Железнодорожник, совсем молодой парень, опустил плоскогубцы, которыми перебирал непослушные провода.

— Уходите отсюда, — буркнул он, — я вас не видел. Уйти вам лучше. А то беды не оберетесь.

— Слушай, пацан, мы тебя не спрашиваем, что нам делать, — вскипел Андрейка, — мы спрашиваем о Японце! Ты его видел? Он подходил к поездам?

— Подходил, — железнодорожник пожал плечами, — поезд остановить пытался. Ну остановил.

— Так он уехал до Одессы? — обрадовалась Таня. — Неужели добрался? Вот здорово!

— Никуда он не добрался, — снова пожал плечами парень, как гуттаперчевый, — не добрался и уже не доберется. Нету больше вашего Японца. Нет...

— Как это? — охнула Таня, а Андрей подступил к нему вплотную и спросил грозно: — Что это значит?

— Так по дороге застрелили его, — равнодушно ответил железнодорожник. — А тело, слышал я, потом отвезли в Вознесенск. Вам туда надо. Здесь вам нечего делать. Уходите, некличьте беду.

— Кто, кто его застрелил? — Голос Тани дрогнул.

— Так свои же, красные, — как будто проснувшись, зло ответил парень. — Я, в общем, подробностей не знаю. Слышал то, что люди рассказывали. А своими глазами не видел. Через час, кстати, поезд отправляется в Вознесенск. Его туда увезли. Ехайте лучше, и не делайте мне неприятностей. У нас и так тут жизнь не сахар...

Поезд был полупустой — страшно было ездить по территории, обстреливаемой со всех сторон. Они стояли возле окна в общем вагоне, хотя можно было и сесть, но Тане казалось, что если она присядет хоть на секунду, то распадется и уже не соберет себя... Она обернулась к Андрею.

— Это неправда, — глаза ее были красными от невыплаканных слез, — они не могли его убить. Они убили кого-то другого!

— Таня... — Андрейка сжал ее руку, голос его дрогнул, — пожалуйста...

Поезд стал двигаться быстрее — до Вознесенска остановок в пути не было. Таня закрыла глаза. Плечи ее задрожали, она наконец смогла заплакать. И сквозь слезы увидела залитую ослепительным солнечным светом родную Одессу. И Японца. В петлице его модного костюма был красный цветок. Улыбаясь, он сидел за столиком «Фанкони», накрытом кружевной скатертью, в ожидании своих любимых пирожных. А веселая жизнерадостная толпа, бурлящая, как морской прибой, текла перед ним...