Сандро Петралья - Спрут-5. Корень проблемы

Давиде прижал ее к себе. Легонько погладил по щеке. Глория какое-то мгновение пристально смотрела ему в лицо, потом выбежала под непрекращающийся ливень.

Дорога, узкая и извилистая, километров двадцать карабкалась вверх между скал. Потом асфальт кончился и начался немощеный проселок, вскоре упершийся в каменную ограду монастыря.

Всю вторую половину дня монотонно и печально звонил не умолкая колокол. На рассвете умер старик настоятель, и гроб с его телом был выставлен в часовне, где на заупокойную службу собрались монахи. Солнце садилось в горах, и под галереями монастырского двора ветер разносил гулкое эхо мелодии «Аве Мария».

Давиде постучал в деревянную дверь последней кельи.

— Саверио Фило, открой!

Никакого ответа, Давиде постучал еще раз.

— Открой. Я приехал к тебе поговорить о твоем брате.

Потом вынул из кармана перстень, который ему дал Фило, опустил его в выдвижной ящичек на двери монаха-отшельника, служащий для раздачи пищи, и продвинул внутрь кельи.

Через несколько секунд дверь отворилась. Келья была погружена в полумрак. Сквозь маленькое окошечко под самым потолком, пробитое в наружной стене монастыря, проникали последние лучи заходящего солнца.

В уголке кельи Давиде увидел монаха, сидевшего на служившей ему ложем скамье. Он был с белой, как снег, бородой, в грязной, вытертой рясе, босиком. Его худые руки тряслись. Пальцы у него были длинные, костистые. Голос дрожал и прерывался.

— Ты назвал меня по имени, которое я старался позабыть. Теперь я монах Джилло, служитель Бога, — и никто и ничто более. А ты, показавший мне это кольцо, кто ты такой?

— Твоего брата нет в живых, его застрелил Джузеппе Карта. Но незадолго до смерти он успел рассказать мне, что ты решил себя тут заживо похоронить.

Монах с трудом поднялся на ноги.

— Я пришел сюда, чтобы родиться заново.

Давиде покачал головой.

— Твое прошлое не зачеркнешь лишь тем, что ты сидишь тут в темноте и молишься. То, что ты совершил, не искупить одним лишь обетом молчания. Ты должен сказать мне, кто приказал уничтожить опергруппу Джорджи. Кто был самый главный, кто стоял над Джованни Линори?

Монах вытянул вперед руки, словно ища его.

— Подойди, приблизься ко мне.

Давиде шагнул к нему. Монах ощупал ладонями его лицо. Глаза у него были широко раскрыты, но взгляд пустой.

— Ты — человек, который пролил много слез, человек, который много страдал. Об этом мне говорят морщины у твоих глаз, твой пылающий лоб. Кто ты?

— Единственный из той группы, кого вам не удалось отправить на тот свет. Скажи все, что тебе известно! На что Богу твое раскаяние? Скажи мне, кто велел Линори устроить эту бойню?

Монах прислонился к стене. Поднес руку ко лбу, на лице его отразилась мука. Несколько секунд он молчал.

— Трех пастухов, которые должны были выполнить эту работу, пошел искать я. Они жили высоко в горах, это люди, которые не умели написать даже собственное имя. Да и вообще они были не люди. Дикие звери, привыкшие к крови. Одному из полицейских они выстрелили из «лупары» [8] «Лупара» — ружье с коротким стволом для охоты на волков, — излюбленное оружие сицилийской мафии. ближе чем с двух шагов прямо в лицо. Джорджи и еще одного — молодого парня, который с ним был, застрелили одновременно. Но когда они к ним подошли, этот молодой полицейский был еще жив, и один из троих, чтобы добить его, воткнул ему в горло нож, как убивают овец. На следующий день Линори сказал мне, что этих трех пастухов надо заставить навеки замолчать. Об этом позаботились мы с братом. А потом я пошел и получил деньги.

Монах тяжело опустился на свое ложе. Склонил голову.

— Это было в последнюю ночь карнавала. Окна домов ярко светились, люди танцевали, кондитерские и кафе были открыты. Встреча была назначена в палаццо Линори, где давали большой бал. Но душа у меня болела. Одного из этих трех пастухов, самого молодого, я знал с детства. Когда я приставил ему к груди пистолет и выстрелил, он все еще думал, что я шучу. Я рассказал об этом Линори и тому человеку, который сидел с ним в темноте, в той неосвещенной комнате…

Давиде прервал его:

— Кто был тот человек?

— Не знаю. Помню только, что, слушая меня, он все улыбался. На нем был маскарадный костюм. Одет как старинный дворянин: шляпа с перьями, шелковая рубашка с золотыми запонками, а на них алмазные треугольнички. С губ его не сходила улыбка. И когда Линори сунул мне в руки три миллиона, как и было условлено, он добавил от себя еще двести тысяч лир. За того парня, которого я знал ребенком и только что убил выстрелом прямо в сердце из своего пистолета…

Глаза монаха наполнились слезами.

— Тогда-то я и решил удалиться сюда. Но не для того, чтобы обрести покой, как думаешь ты. Я ломал свою бедную голову, мысли мои совсем спутались, все искал ответа на вопрос: почему? Почему Господь превращает нашу жизнь в сплошной ад? Почему Господь позволяет жить на Земле таким людям, как тот человек и многие ему подобные, таким, как Саверио Фило. И другим, как он, а не уничтожит их одним мановением руки? Почему?

Монах закрыл лицо ладонями. Давиде не отставал от него:

— А ты смог бы узнать того человека?

Монах покачал головой, глаза у него были открыты, но взгляд безжизнен.

— Теперь я различаю только неясные тени.

— Ну а голос, голос ты бы сумел узнать?

Монах сильно вздрогнул. Привстал, прижал руку к груди.

— Голос? Да, голос узнал бы. Он сидит у меня вот здесь, я слышу его у себя внутри всегда, днем и ночью, вот уже двадцать лет!

Главный прокурор Бенти поднял глаза от бумаг и взглянул на Сильвию, сидящую напротив, по другую сторону письменного стола.

— С ума сойти! Когда вы это получили?

— Несколько часов назад. Я уже успела проверить сообщенные сведения: Аннибале Корво действительно является директором-распорядителем компании, которая построила четыре больницы и ведает их деятельностью.

— И отхватил при этом сорок миллиардов лир комиссионных?

— Да, через банк Антинари, который в то время находился под контролем Тано Каридди. Сумму поделили между восемью членами административного совета. А деньги были полученыв течение двух лет.

Бенти взял оранжевый конверт (тот самый, который Тано велел Давиде опустить в почтовый ящик) и повертел его в руках.

— И кто же мог быть столь любезен, что потрудился прислать нам эти документы?

Сильвия пожала плечами:

— Не имею ни малейшего представления.

Бенти вздохнул. Он вновь стал перебирать лежавшие перед ним бумаги и перечитал ордер на арест, который заготовила и принесла ему на подпись Сильвия.

— Аннибале Корво — весьма уважаемый, очень крупный менеджер. Так же как и другие члены административного совета: трое из них главные врачи, один — директор больницы, двое — известные подрядчики-строители, а двое инженеры… Что вы мне предлагаете?