Мо Янь - Красный гаолян

Сначала бабушка даже обрадовалась, что Ласка ожила, но радость быстро сменилась ужасом.

— Сестрёнка, ты чего? Сестрёнка?

Вторая бабушка разразилась бранью:

— Сукины дети! Не ждите пощады! Вы сгубили моё тело, но душу мою не сгубите! Я с вас шкуру живьём спущу, жилы повыдёргиваю!

Голос был непохож на голос Ласки — казалось, его обладательнице уже далеко за пятьдесят.

Бабушка попятилась.

Веки Ласки всё так же трепетали с бешеной скоростью, изо рта вырывались дикие крики и проклятья, аж крыша сотрясалась, и все присутствующие похолодели от страха. Дедушка ясно увидел, что тело Ласки от шеи и ниже застыло, словно деревянная палка, и не понимал, откуда у неё берутся силы для истошных воплей.

Он не знал, что делать, и послал отца на восточный двор за дядей Лоханем. Страшные крики Ласки были слышны даже там. В комнате у дяди Лоханя собрались семь или восемь работников винокурни, которые с жаром обсуждали происходящее, однако при виде отца замолчали. Отец сказал:

— Дядя Лохань, названый отец зовёт!

Лохань вошёл в комнату, искоса посмотрел на вторую бабушку, а потом вывел дедушку наружу. Отец тоже увязался за ними. Дядя Лохань тихонько сказал:

— Хозяин, она давно умерла, не понятно, что за бес вселился в тело.

Ещё не успели отзвучать его слова, как вторая бабушка громко завопила:

— Лю Лохань, сучий ты потрох! Ждёт тебя страшная смерть. Жилы вырвут, кожу спустят, хрен отрубят…

Дедушка и дядя Лохань переглянулись и замолчали. Дядя Лохань подумал немного и велел:

— Надо обмыть её водой из низины, та вода демонов изгоняет.

Вторая бабушка в комнате не переставала ругаться на чём свет стоит.

Дядя Лохань принёс в глиняном сосуде грязной воды и привёл с собой четырёх крепких работников винокурни и тут услышал, как Ласка в комнате безудержно расхохоталась:

— Лохань, Лохань, лей давай! Тётка твоя напьётся!

Отец увидел, как один из работников винокурни взял воронку, которой разливали гаоляновое вино на продажу и с силой вставил в рот Ласки, а второй поднял сосуд и начал вливать воду. Вода в воронке закручивалась и стекала вниз так быстро, что трудно было поверить, будто вся она попадает в живот Ласки.

Когда в неё влили всю воду, вторая бабушка притихла. Живот её был совершенно плоским, а в груди что-то булькало, словно бы она дышала.

Все с облегчением перевели дух. Дедушка Лохань объявил:

— Хватит!

Отец снова услышал топот на крыше, словно бы там шастает чёрный кот.

На лице Ласки опять расцвела очаровательная улыбка. Шея вытянулась, как у кукарекающего петуха, кожа натянулась так, что стала прозрачной, а изо рта хлынула фонтаном мутная вода. Столб воды бил чётко по вертикали, а на высоте больше двух чи внезапно раскрывался, как лепестки хризантемы, которые осыпались на новое погребальное одеяние.

Фонтан так напугал четырёх работников винокурни, что они пустились наутёк. Вторая бабушка пронзительно закричала:

— Бегите, бегите, всё равно не убежать! Не скрыться! Монах убежит, а храм никуда не денется.

От этого крика у них душа ушла в пятки, парни жалели, что у них всего по две ноги.

Дядя Лохань с мольбой посмотрел на дедушку, а тот в ответ с мольбой посмотрел на дядю Лоханя, их взгляды встретились, превратившись в два беспомощных вздоха.

Ласка ругалась ещё яростнее, её руки и ноги сводило судорогой.

— Японские псы! Китайские псы! Через тридцать лет они заполонят всё! Юй Чжаньао, тебе не убежать! Жаба съела пчелу — худшее ещё впереди!

Тело второй бабушки выгнулось дугой, словно бы она собиралась присесть на кане.

Дядя Лохань крикнул:

— Беда! Бес поднимает тело! Быстрее несите стальное кресало!

Бабушка принесла то, что он просил.

Дедушка, собравшись с духом, прижал Ласку, а дядя Лохань хотел придавить кресало к её сердцу, но не тут-то было. Тогда дядя Лохань собрался было уйти, но дедушка его остановил:

— Дядя, ты не можешь уйти!

— Госпожа, быстрее принесите стальную лопату.

Только когда на грудь второй бабушки надавили острым стальным лезвием, она успокоилась.

Дедушка и дядя Лохань вышли из комнаты, а за ними и отец. Вторая бабушка одна маялась в комнате, остальные удалились во двор.

Вторая бабушка крикнула:

— Юй Чжаньао! Хочу молодого петуха с жёлтыми лапами!

— Давайте в неё из винтовки пальнём! — предложил дедушка.

Дядя Лохань урезонил его:

— Нет, она и так уже мертва!

— Дядя, придумай какой-нибудь способ! — взмолилась бабушка.

Дядя Лохань сказал:

— Сходите на ярмарку за даосом-отшельником!

На рассвете вопль второй бабушки сотряс оконную бумагу.

— Лохань, Лохань, мы с тобой смертельные враги!

Когда дядя Лохань вместе с даосом вошёл во двор, крики Ласки превратились в протяжные вздохи.

Отшельник лет семидесяти был облачён в чёрное одеяние со странными рисунками на груди. За спиной он нёс меч из персикового дерева, [138] Древесина персикового дерева якобы обладает магическими свойствами. а в руках держал узелок.

Дедушка вышел встретить его и узнал в даосе того самого Отшельника Ли, который несколько лет назад изгонял из Ласки дух золотистого хорька, вот только он за прошедшие годы ещё сильнее высох.

Отшельник деревянным мечом проколол оконную бумагу, посмотрел, что творится в комнате, а потом отпрянул с пепельно-серым лицом и, сложив руки в почтительном жесте перед грудью, сказал:

— Господин, моих умений будет недостаточно для изгнания такого беса!

Дедушка разволновался:

— Вы не можете просто так уйти. Неважно, сможете вы изгнать беса или нет, я вас щедро отблагодарю.

Отшельник захлопал бегающими глазами.

— Хорошо, я соберусь с духом и рискну!

О том, как Отшельник Ли изгонял беса из моей второй бабушки, в нашей деревне рассказывают до сих пор. Якобы даос с распущенными волосами ходил по особой схеме, повторяя рисунок созвездия Большой Медведицы, читал молитвы, размахивал мечом, а Ласка на кане вертелась, как уж, и вой стоял до небес.

В конце обряда даос попросил бабушку принести деревянную ёмкость с чистой водой, достал из узелка несколько пакетиков со снадобьями, бросил в воду и быстро размешал своим мечом из персикового дерева, читая при этом заклинание. Вода начала постепенно краснеть, пока не стала ярко-алой. Даос, весь взмокший от пота, несколько раз подпрыгнул, потом свалился навзничь, из его рта пошла белая пена, и он лишился чувств.

Когда даос очнулся, Ласка уже испустила дух. Из окна словно вихрь вырвался запах крови и мёртвого тела.

Когда вторую бабушку клали в гроб, все вокруг закрывали рты и носы полотенцами, вымоченными в гаоляновом вине.

Через десять лет после побега из родного края я снова оказался перед могилой второй бабушки, привезя с собой лицемерие, которым заразился от высшего общества. Моё тело так долго кисло в грязной воде столичной жизни, что каждая пора испускала скверный запах. Поклониться могиле второй бабушки я пришёл в последнюю очередь — после того как поклонился множеству других могил. Короткая яркая жизнь второй бабушки стала интересным эпизодом истории моего родного края, которую можно снабдить заголовком «Самые удалые герои и самые отъявленные мерзавцы». А зловещий процесс её умирания поселил в душах жителей дунбэйского Гаоми смутное ощущение тайны. Подобное ощущение могло появиться только в рассказах деревенских стариков о далёком прошлом — там в неторопливом течении мыслей, напоминающих сладкий тягучий сироп, зарождается, растёт и крепнет мощное идеологическое оружие, с помощью которого можно управлять неизведанным миром. Возвращаясь домой, я каждый раз видел в пьяных глазах односельчан намёк на эту таинственную силу. В такие моменты мне не хотелось сравнивать и противопоставлять, однако инерция логического мышления насильно затягивала меня в водоворот сравнений и противопоставлений. И в этом водовороте мыслей я с ужасом обнаруживал, что все прекрасные знакомые глаза, на которые я насмотрелся за десять лет, проведённых вдали от дома, можно с тем же успехом представить на мордах домашних кроликов, а неуёмные желания делали эти глаза похожими на ярко-алые с тёмными крапинками плоды боярышника. Мне даже кажется, что сравнения и противопоставления в определённом смысле подтвердили существование двух разных типов людей.