Дрор Мишани - Скрытая угроза

Следующее попавшее к Аврааму дело касалось нападения на водителя автобуса «Эгед» [13], избитого двумя пассажирами железными прутьями. Было у него и еще одно дело, необычайное и совершенно таинственное. Началось все с возникших на стенах домов города граффити черным спреем: « Скоро Поймете Почему », и кончилось тремя взломами в квартирах стариков, произошедшими в одну и ту же ночь. Из этих квартир ничего не было похищено, но в трех спальнях появились ржавые железные ящики, а в них – листки из старой газеты. В одной квартире, на улице Де Шалит, оказался листок из «Едиот ахронот» от четверга 5 мая 1949 года. Главной новостью на этой рассыпающейся от старости газетной странице было сообщение о крушении самолета в Италии, над горой Суперга, к югу от реки По, где погибли все игроки знаменитой футбольной команды «Торино». А внизу было напечатано обведенное черной тушью сообщение об убийстве в Холоне: « В песках квартала Муледет обнаружено тело вдовца ». Во второй квартире нашли газетную вырезку от 4 ноября 1979 года; там центральным сообщением была новость о бойне в Северной Каролине – члены ку-клукс-клана открыли огонь по демонстрации за права человека, в которой участвовали представители рабочих комитетов и коммунисты, и погибли пять человек. А рядом было напечатано маленькое сообщение о восемнадцатилетней девушке, жительнице Ришон-ле-Циона, которая была похищена из собственного дома. При третьем взломе, о котором сообщили только несколько дней спустя, была найдена вырезка из газеты «Давар» от 18 ноября 1962 года, и в ней сообщалось об убийстве инвалида в Рамат Гане: «Моше Столеро, тридцати пяти лет от роду, горбатый и хромой мужчина, запер свою лавку по продаже домашней утвари, книг и газет и собрался подняться к родителям, живущим на третьем этаже того же дома. Он взял дневную выручку в размере трехсот лир и начал двигаться домой. Когда Столеро вошел на лестничную площадку и протянул руку, чтобы зажечь там свет, раздались три выстрела, поразившие его в грудь, в плечо и в голову. Таинственный убийца исчез».

На каждой из трех газетных вырезок неизвестный написал черной тушью: « Скоро Поймете Почему ».

Впервые с начала службы Авраам посетил полицейский архив и встретился с его директором, странным типом лет семидесяти по прозвищу Доктор Бартошек, хотя это не было его именем. Несмотря на почтенный возраст, Бартошек все время был в движении, словно его изнутри подпаливал огонь, и пока этот человек с бешеной скоростью летал в инвалидном кресле среди полок со старыми папками, он прочел Аврааму краткий курс истории полиции.

– А знаете ли вы, что когда тридцать лет назад полицейскому нужно было сообщить о преступлении, он бежал в телефонную будку и звонил с помощью жетона? – спросил он. – И у каждого полицейского в кармане рубашки был мешочек с жетонами. Представляете?

Доктор Бартошек вместе с Авраамом обнаружили, что у всех трех давних преступлений был общий знаменатель: они так и не были раскрыты. А у стариков, квартиры которых взломали, не было ни малейшего понятия, почему эти вырезки из газет подбросили именно в их квартиры.

Это дело вызвало у Авраама любопытство, но не особо его задело. У него появилось ощущение, что есть в этом что-то надуманное и что это не наведет его на преступление, совершенное настоящим убийцей, – как будто он прочел о нем в одном из своих любимых детективов, а не расследовал на самом деле. И когда инспектор раскрыл это дело, он увидел, что был прав. Авраам потратил долгие часы на изучение старых сообщенией об этих кошмарных случаях, об убитых и о преступлениях, у которых не было ни смысла, ни объяснения. И при этом не мог поговорить с Иланой.

Работа как бы шла своим путем, но Лим-то не было. Не проходило дня, когда Аврааму не требовалось бы с ней поговорить, но она попросила не навещать ее в больнице и не звонить ей во время лечения. Мысленно он видел, как Илана сидит на больничной койке, лысая, в зеленом халате; ноги у нее босые, и кожа на них жесткая и шероховатая. То и дело в коридорах участка шептались о том, кого поставят на ее место, но пока на него никого не назначили, и Аврааму тоже никто не намекал, что должность переходит к нему. А он до последней минуты надеялся, что Лим преподнесет ему сюрприз и придет на церемонию его награждения и продвижения по службе, которая должна была состояться в среду после обеда во дворе, где в начале сентября они подняли рюмочки в честь Рош ха-Шана…

Двор участка снова заполнился копами в форме. Деревянные столы были накрыты скатертями, а на них стояли бумажные тарелки с маленькими бутербродиками и бутылки с безалкагольными напитками. Авраам искал среди входящих Илану – и увидел собственных родителей, смущенно стоящих у входа во двор. Мать была нарядно одета и подкрашена – так, как, бывало, красилась в его детстве, когда ездила в Тель-Авив на концерт, – а на отце впервые за долгое время были джинсы и черный берет, который он стал надевать после выхода на пенсию. Они сидели в первом ряду, возле Авраама, во время выступления Сабана, который лениво повторял целые куски из собственной речи, подготовленной к Рош ха-Шана, – о том, как он видит их район спокойным и защищенным от любого насилия. А в конце сказал, что благодаря усердию и смелости таких офицеров полиции, как инспектор Авраам, эта его мечта становится реальностью.

Пока говорил сам Авраам, было абсолютно тихо – по крайней мере, так рассказал ему потом отец. А мать сказала, что его благодарственная речь была слишком короткой и что он слишком мало говорил о себе.

Он поблагодарил сержанта Лиора Зайтуни и старшего сержанта Элиягу Маалюля, без участия которых это расследование не было бы раскрыто, и особенно капитана третьего ранга Илану Лим, за возврашение которой в строй молятся все работники полиции. Как и священник из церкви Святого Петра, а также Сабан, Авраам не упомянул Дженнифер Салазар, хотя в первом варианте речи, написанном вечером дома, было несколько слов в ее память.

Через два дня, в пятницу утром, суперинтендант Авраам Авраам полетел в Брюссель.

Эту свою поездку он держал в секрете и родителям соврал, что на три дня едет в Назарет на курс повышения квалификации.

Он приземлился в Бельгии ранним вечером, переехал на поезде из международного аэропорта на станцию Южный Брюссель и на такси добрался до гостиницы «Эспань», в которой останавливался в свой первый приезд. Номер 307, в котором Авраам тогда проживал, был занят, и полицейский поселился в более элегантном и дорогом номере на седьмом этаже с красивым балконом, выходящим на север и глядящим на улицы, ведущие к центру города. Он оставил в комнате свой чемоданчик и, как и в первый свой приезд, сразу вышел на авеню Бругманн. На этот раз Авраам знал дорогу и быстро прошагал вдоль трамвайной линии до рю да Виктуар. Когда после ходьбы по опустевшим улицам в уже спустившийся тьме полицейский добрался наконец до площади Альфреда Бувье, он издалека увидел, что в комнате, которая три летних месяца была и его комнатой, нет света. И все же он подошел поближе и встал под этим серым, индустриальным по виду строением, про которое Марьянка сказала, что это самый уродский дом в Европе, и которое в его глазах было прекраснее любого дворца.