Сара Блэдэль - Забытые

Луиза вообще-то не собиралась ничего выносить наверх, боясь, что они наткнутся на давешнюю мегеру и та помешает им отыскать в историях болезни нужные сведения.

– Да ничего, мы справимся и там, и постараемся сделать это поскорее, – поспешно сказала она, и с удовлетворением заметила, что Эйк уже достал из внутреннего кармана своей кожаной куртки блокнот.

По обеим сторонам широкого подвального коридора располагались деревянные двери с коваными деталями, а потолки были такими высокими, что там без проблем можно было передвигаться не наклоняясь – даже Эйку, рост которого был где-то около 185 сантиметров. Пахло сыростью и землей – непохоже было, чтобы подвалом пользовались для чего-нибудь еще, кроме хранения. Некоторые из дверей были открыты, и в помещениях, мимо которых двигались полицейские, стояли грубо сколоченные нары со смирительными ремнями, а в одном даже обнаружилось зубоврачебное кресло, тоже с ремнями, чтобы фиксировать руки и ноги пациента. Луиза даже задержалась немного, разглядывая его.

– Да уж, мороз по коже, как подумаешь о тех мучениях, которые людям довелось перенести в этом кресле, – сказала сопровождающая полицейских дама, обернувшись к ним. – Я слышала, что зубной врач, который лечил пациентов этого заведения, не пользовался обезболиванием. Просто перед тем, как начать сверлить, пациентов крепко привязывали.

Она покачала головой.

В конце коридора они свернули направо и двинулись по следующему длинному коридору.

– Архив находится вон в том конце. Собственно говоря, это несколько подвальных помещений, перегородки между которыми были снесены, – пояснила пожилая дама и рассказала, что этот участок подвала когда-то представлял собой отдельную палату. – Для тех пациентов, с которыми было не справиться без использования фиксации, а также для тех, кого необходимо было изолировать на короткое время, чтобы избежать распространения заразы.

Луиза передёрнулась, на секунду вообразив, что дух того времени до сих пор витает здесь, но отогнала эту мысль, подумав, что она навеяна неподвижностью воздуха в подвале из-за сырости, и шагнула в сторону, пропустив вперёд себя провожатую, которая подвела их с Эйком к одной из дверей.

– Это здесь, – показала она, отперев просторное помещение со стеллажами от пола до потолка. – А вот здесь указано, за какие годы на полках расставлены истории болезни.

Она включила свет и показала на белые таблички, прикрученные к полкам спереди.

– Старое заведение было рассчитано на триста коек, но нередко приходилось ставить в палаты дополнительные койки, так что иногда здесь находилось до четырёхсот пациентов сразу, – рассказала местная сотрудница. – Так что сами видите, немало человеческих судеб прошло через это заведение за долгие годы.

Рик кивнула и огляделась вокруг.

На стеллажах у одной из стен папки с историями болезни были запихнуты так плотно одна к другой, что казались одним широченным запылённым зелёным корешком. Все они относились к периоду между 1930-м и 1960-м годом. На стеллаже рядом карточки уже были в бежевых обложках и истории болезни в них относились к последующему десятилетию, до 1970 года. Луиза подошла к более узкому стеллажу за дверью и увидела, что здесь стоят истории пациентов, родившихся в последнее десятилетие существования заведения, между 1970 и 1980 годом. Некоторые были ещё совсем маленькими, когда Элиселунд закрыли, подумала она.

– Вот они, – сказал Эйк, показывая на разделитель, вставленный между бежевыми обложками медицинских карточек, – шестьдесят второй год.

Луиза подошла к нему и встала рядом, чтобы просмотреть бумаги за этот год вместе. Нордстрём уже начал вытаскивать карточки по одной, чтобы прочитать, какие имя и фамилия вписаны в белом поле на обложке.

– Может, проще будет вынуть их из ящика все сразу? – предложила его напарница.

– Дай-ка мне несколько, я их быстренько пролистаю.

Эйк снял с полки стопку карточек за один год – их казалось штук двадцать. Рик взяла половину и отошла поближе к свету лампы без абажура, свисающей с потолка. Присев под этой лампой на корточки, она положила папки себе на колени. Тут были вместе и мужчины, и женщины, но год рождения у всех был 1962-й. Эрик, Лисе, Ким, Сёрен, Ханне, Лоне, Метте, Вибеке, Оле, Ханс-Хенрик…

Луиза положила эти папки на пол, чтобы они не перемешались с другими. Эйк подтащил остальные и присел на корточки рядом с ней.

– Сюда народ со всей Зеландии свозили, – констатировал он и быстро просмотрел свою стопку, в которой были почти исключительно карточки мальчиков.

В тех карточках, которые просматривала Рик, никакой Лисеметте тоже не оказалось.

– Агнета Эскильсен не была уверена в том, что правильно помнит год рождения, – сказала Луиза. – Надо посмотреть карточки за пару лет до и после шестьдесят второго.

– Мне достать те, что до этого года? – спросил Эйк, но коллега уже не слушала.

Рик подняла с пола чёрно-белую фотографию, выпавшую из одной карточки, когда она встала. Поднеся это фото ближе к свету, женщина стала разглядывать лицо и обнаженную верхнюю часть тела маленькой девочки. С одной стороны у неё на голове почти не осталось не только волос, но даже кожи, а в тех местах, где кожа сохранилась, она вся бугрилась волдырями. Девочка, закрыв глаза, лежала на больничной койке, под голову ей была подложена белая подушка.

Нордстрём достал со стеллажа карточки ещё за один год и уже собирался открыть первую из них.

– Я думаю, она должна быть здесь, – сказала Луиза, ставя стопку карточек на пол, чтобы найти ту, из которой выпала фотография. – Сейчас найду.

Она отложила папку с историей болезни Эрика в сторону и открыла историю болезни Лисе.

– Вот посмотри!

В папке лежало несколько фотографий изуродованной девочки – на некоторых, сделанных явно чуть позже, рана уже немного затянулась. Повреждения кожи были такими тяжёлыми, что во многих местах она стала утолщённой и очень бледной. Особенно на скуле и на виске – там кожа выглядела огрубевшей и опухшей и была покрыта коркой. Плечо тоже пострадало очень сильно.

«Лисе Андерсен, родилась 6/8 1962», – прочитала Луиза и, заинтересовавшись, поднесла карточку поближе к глазам. О шраме говорилось только, что несчастный случай произошёл в 1970 году. Значит, девочке было тогда лет восемь, заключила Рик и торопливо пролистала страницы. К задней обложке карты скрепкой были прицеплены две справки из лечебного отдела заведения.

Луиза сняла скрепку и прочитала, что когда Лисе Андерсен было пять лет, её оперировали по поводу пупочной грыжи. Годом позже в результате несчастного случая она получила перелом левой руки. Всё это полностью совпадало с наблюдениями, сделанными Флеммингом в ходе вскрытия.