Сара Блэдэль - Забытые

Нордстрём покачал головой, потом показал рукой на охотничьи рожки и спросил Бодиль, откуда они.

– Мой отец был охотником, – улыбнулась хозяйка. – Он владел довольно большим охотничьим домиком возле парка Йегерсприс и, как мне помнится сейчас, проводил там всё время с начала охотничьего сезона и до конца. Конечно, на самом деле это было не так, просто его почти никогда не было дома, ведь он так много работал. Но, уходя из дома со своими ружьями, он всегда был в прекрасном настроении, – сказала женщина, и её улыбка стала немного печальной.

Затем Парков пригласила полицейских пройти с нею на кухню и достала две чашки.

– Может быть, вам чаю заварить? – спросила она, посмотрев на Эйка и показывая на упаковку чайных пакетиков.

Помахав ладонью, он вежливо отказался.

– Так о чём вы хотели поговорить? – вновь заговорила Бодиль, включив чайник и достав банку «Нескафе» и пару ложечек.

Луиза достала из сумки фотографии Лисе.

– Когда мы были у вас прошлый раз, мы спрашивали, не видели ли вы раньше этой женщины.

И она протянула Парков снимки.

Хозяйка дома взяла одно фото и отошла к окну. Она постояла там, разглядывая его, а потом вернулась к столу и положила на него снимок.

– Не помню, чтобы я её когда-нибудь видела, – сказала она и принесла чайник с кипятком. – Вы пьёте с молоком?

Рик покачала головой.

– Я узнала, что вы заведовали Элиселундом и ушли оттуда незадолго до того, как интернат закрыли, – продолжила она и увидела, как Бодиль кивнула, удивлённо вскинув брови.

– Да, – сказала хозяйка. – Это так, я там работала с семьдесят третьего по восьмидесятый.

– Лисе Андерсен и её сестра Метте выросли в интернате и в этот период жили там, – подсказал Эйк, вытянувший из-за стола стул и усевшийся, когда Бодиль вернулась к столу.

– Значит, близнецы, – кивнула Парков и снова потянулась за привезённой Луизой фотографией.

Так она сидела довольно долго, в глубокой задумчивости разглядывая лицо Лисе. Потом Парков посмотрела на Луизу, но говорить начала не сразу.

– Близнецов-то я хорошо помню, – сказала она наконец. – Тогда всем нашим пациентам присваивали номера. Они были номер пятьдесят один и пятьдесят два. Но они же обе умерли.

– А вы были на работе в тот день, когда они умерли? – спросила Рик.

Бодиль долго сидела, глядя прямо перед собой, а потом стала медленно качать головой.

– Это случилось накануне того дня, когда я ушла из Элиселунда, – начала она. – Это так давно было, я уж и не помню, как там всё вышло. Но, насколько я помню, девочек перевели в лечебный отдел за пару дней до этого. У них у обеих поднялась температура, и они уже несколько дней оставались в постели.

– А что произошло в тот день, когда они умерли? – задала Луиза новый вопрос.

Из коридора послышался голос Йоргена, который звал Бодиль, и хозяйка дома посмотрела в сторону двери.

– Извините, – сказала она, после чего встала и вышла к нему. Вскоре женщина вернулась с тремя жёлтыми розами, которые она протянула Луизе. – Это он для вас срезал.

Рик поблагодарила её и положила цветы на стол, а потом снова попросила Бодиль рассказать, что же случилось в тот день, когда Лисеметте исчезла из лечебного отдела.

– Я занималась тем, что складывала свои вещи, – неуверенно начала Парков, словно эти воспоминания были запрятаны где-то глубоко-глубоко. Она рассказала, что у неё была небольшая служебная квартирка в главном здании, и ей надо было успеть упаковать все свои пожитки к следующему дню, когда за ними приедут нанятые для переезда грузчики. – Когда я уезжала на следующий день, флаг был приспущен. Должно быть, они умерли или вечером, или ночью. Я этого не помню.

– Но при этом присутствовал главный врач, – продолжила расспрашивать её Рик. – Именно им подписаны свидетельства о смерти. Что вы можете рассказать о нём?

– Его больше нет в живых.

– Это мы знаем, – перебила её Луиза. – Но у меня в голове совершенно не укладывается, как это две сестры могут умереть с разницей во времени в одну минуту. А ведь вы были там, когда это произошло. Как такое могло случиться?

Бодиль сложила руки на столе перед собой и опустила взгляд, но потом снова посмотрела на гостью.

– С упомянутым главным врачом у нас произошло несколько неприятных эпизодов, – сказала она в конце концов и откашлялась. – Я не смогу вам сказать, что там на самом деле произошло: то ли одна умерла практически сразу после другой, то ли он сразу не оформил бумаги как положено, а потом заполнил их обе сразу.

Парков посидела немного молча, словно бы взвешивая, сколько она может позволить себе рассказать.

– В те времена был допущен ряд ошибок. В наши дни это назвали бы халатностью, и об этом обязательно было бы доложено в Комиссию по рассмотрению жалоб от пациентов, но… – Она тяжело вздохнула. – Тогда общественность не уделяла такого внимания подобным вещам, если речь шла о заведениях для умственно отсталых. В особенности в тех случаях, когда у пациентов не было близких. Так что врачебные ошибки легко можно было скрыть, выписав подходящее свидетельство о смерти.

– Но ведь она же не умерла? – воскликнула Луиза в недоумении.

– Главный врач повесился, и, значит, у него были на то причины, – заявила Бодиль и извинилась, что не знает ответа на вопрос гостьи.

Рик постаралась поскорее проглотить остатки своего «Нескафе» и уже собиралась встать, но тут Эйк спросил, всегда ли Парков сама ухаживала за Йоргеном.

Хозяйка дома коротко кивнула.

– К счастью, всегда удавалось это устроить.

Луиза встала, и её напарник понял, что пора уходить. Бодиль вышла вместе с ними во двор, и когда они подошли к автомобилю, то увидели, что Йорген сел за руль и с серьёзным лицом делает вид, будто ведёт машину.

– Нам очень важно установить, что произошло в лечебном отделе Элиселунда двадцать седьмого февраля восьмидесятого года, – проникновенно произнесла Рик, когда они с Бодиль остались вдвоём перед машиной. – Необходимо найти вторую сестру. Не помните ли вы кого-нибудь из тех, кто тогда работал в интернате?

– Так ведь тридцать лет прошло, – напомнила ей Парков. – А у меня на имена плохая память.

– А вот Лиллиан, вы её знаете?

– Лиллиан… – повторила Бодиль, задумавшись. – У нас там работали и интерны – возможно, она как раз и была одной из них. – Она немного съёжилась, а потом взглянула на Луизу с извиняющейся улыбкой. – Последний период моей работы в Элиселунде оказался не лучшим, – призналась женщина. – К этому времени мы с моими подчинёнными нечасто находили общий язык. Я им казалась слишком жёсткой, и они возражали против того, чтобы по-прежнему крепко связывать тех пациентов, которые сами были не в состоянии есть, чтобы мы могли спокойно их накормить. Мы обычно нарезали для них бутерброды маленькими кусочками, клали на дно глубокой тарелки и заливали сверху чаем, чтобы удобно было размешать всё это ложкой. А если они начинали беспокоиться во время еды, то могли всё вокруг засвинячить. – Она слегка тряхнула головой. – Были среди сотрудников интерната такие, что протестовали из-за того, что персонал получал более разнообразную пищу, чем пациенты, но я на эти протесты никогда не обращала внимания. Потому что, бывало, в чай намешивали и печеночный паштет, и копченую колбасу, и селёдку.