Хейне Баккейд - Завтра я буду скучать по тебе

– Really? [44] Правда? (англ.) – Харви чешет нос, – занимательно.

– Человеческий мозг запрограммирован время от времени изменять или перенастраивать реальность. Это старейший защитный механизм, который призван помочь нам идти дальше и перерабатывать травмы и случаи насилия. Ты рассказываешь самому себе альтернативную историю, подставляя детали так, чтобы они соответствовали твоему образу себя, – мне хочется смеяться, но зубы стучат и смех застревает в горле, прежде чем выйти наружу, – поэтому ты используешь такие слова, как: вдруг, прежде чем я успел подумать, он просто упал, и так далее. Всё это полная чушь, Харви. Правда в том, что ты начал играть со мной, следовать своему плану уже в то утро, когда вёз меня к маяку, и рассказал мне историю из своего детства про то, как из вашего дома был слышен плач ребёнка, доносящийся от болот. Я не утверждаю, что ты детально распланировал всё, что произойдёт дальше, но ты знал, как далеко хочешь зайти, как только понял, что я за человек…

– What? Substance dependent? [45] Какой человек? Зависимый? (англ.) – он разводит руками, так что фонарь указывает в одну сторону, а гарпун в другую. – А drug addict? [46] Наркоман? (англ.)

Около секунды я раздумываю над тем, чтобы броситься на него и попытаться выхватить гарпун, но расстояние слишком большое, и Харви уже снова сводит руки – гарпун вместе с фонарём опять направлены на меня.

– Кроме того, – спокойно продолжаю я, – думаю, и Бьёрканг тебе в тот вечер не звонил, когда я нашёл женщину. Это ещё одно искажение реальной истории, которое осуществил твой мозг. Может быть, Арнт, но не Бьёрканг.

– Это имеет значение?

– Конечно. Не для меня, но для тебя, Харви. Арнт очень спешил, я бы даже сказал, был напуган, когда звонил мне. Вероятно, он уже тогда понял, что труп женщины выплыл из траулера. Может быть, он даже начал подозревать, что ты как-то связан с пропажей Расмуса. Думаю, он хотел мне это рассказать, но всё-таки решил довериться тебе и положил трубку. Потом он позвонил тебе, и ты убедил его приехать на ферму, где ты его ждал, готовый к убийству. Здесь нет случайностей, это два хладнокровных и выверенных убийства.

– Ложь, – рычит Харви.

– Wrong place at the wrong time? Никто не поверит в эту чушь, так же, как мы оба прекрасно понимаем, что ты появился здесь с гарпуном не потому, что случайно был рядом и думал о том, не поохотиться ли нам вместе на зубатку. Ты расчетливый убийца, уничтожающий жизни людей… и здесь ты снова, чтобы убивать.

В корабле раздаётся громкий треск, и на нас осыпается облако хлопьев ржавчины. Вода приобретает красноватый оттенок в пятнах света от наших фонарей на маслянистой поверхности. Харви смотрит на меня. Глаза его тёмные, пустые, а рот полуоткрыт. Мы как будто оба напряжённо ожидаем следующей сцены этой постановки на морском дне.

– Это не могло закончиться по-другому, Торкильд, – наконец шепчет он.

– А этот продолжительный спектакль в клубе? Почему ты не мог просто убить меня, как ты и поступил с остальными?

У металлических стен контейнера булькает вода. Из-за ряби новый слой ржавчины отрывается и градом опадает на нас, после чего раздаётся глухое эхо, проносящееся по днищу затопленного корабля.

– Мне нужно было отвезти на ферму Елену, я решил спрятать её в старом коровьем сарае, пока всё не уляжется. Я не мог держать её в морозильной камере в гараже всю зиму, – рассказывает Харви, когда заканчивается ржавый дождь и бульканье. – Я слышал, как ты стоишь в баре, ты говорил по телефону, и всё никак не решался принять достаточно таблеток и алкоголя, чтобы работа была сделана чисто. Я решил тебе с этим помочь. Устроить последний праздник для вас с Еленой. Видит бог, вы оба в нём нуждались.

Наконец он смеётся по-настоящему. Гогот отражается о стены, и с них снова осыпается ржавчина, а по моему телу пробегает холодная дрожь.

– Я стоял и смотрел на вас на отдалении, у бильярдных столов. Мужик, ты был просто не в себе. В стельку пьяный. И худшее из всего, – взахлёб рассказывает Харви и удручённо качает головой, – это то, как ты умудрился прыгнуть в море и приземлиться на единственную плавучую поверхность в радиусе десятков километров. Быть таким крупным неудачником требует особых умений.

Я веду плечами и пытаюсь изобразить презрение на лице.

– Ну что сказать? – щеки болят из-за попыток изобразить гримасу, – некоторые просто родились под счастливой звездой.

Харви аккуратно кладёт фонарь вбок, он остаётся плавать в мутной воде между нами. Он поднимает гарпун и направляет его мне в грудь.

– My friend, – хрипло шепчет он, – your luck is about to run out… [47] Дружище, сейчас твоей удаче придёт конец (англ.).

Труп Елены плавает на поверхности воды в двух-трёх метрах от Харви. Вода мелкой рябью расходится под её грудью и волосами, когда Харви натягивает верёвку.

– Так ты решил закрыть меня здесь, вместе со всеми трупами? Устроить личное кладбище? У некоторых убийц бывают особые места для своих жертв, они хотят владеть ими вечно. Я говорил с парочкой таких ребят, когда был в Штатах.

– Я оказался в сложной ситуации, вот и всё. Где всё, что можно сделать, – это либо принять ситуацию, либо пойти ко дну в воронке воды. Man will fight back when he’s pushed into a corner [48] Мужчина даст отпор, если его зажали в углу (англ.). , – он косится на меня, прежде чем закончить фразу, – большинство мужчин, во всяком случае.

Звуки наших голосов, отражающихся о фюзеляж, резонирующе скрипучий корпус судна, холод, ржавый дождь и тяжёлый воздух, подбирающийся к стенкам лёгких, – от всего это мне становится нехорошо, и у меня кружится голова.

– Я слышал много откровений современных убийц, Харви, – рассказываю я, пытаясь восстановить контроль над разговором, – слишком много. Я знаю все эти слова, все механизмы, которые они используют, чтобы оправдать свои поступки и для себя самих, и для окружающих. К тому же, то, что ты говоришь, не играет никакой роли. Те призраки, которых ты пытаешься скрыть на морском дне, никуда не исчезнут. Они будут преследовать тебя до конца жизни.

Харви смотрит на меня. На этот раз он даже не пытается улыбнуться.

– Есть два типа убийц, ты об этом знал? Уверен, что нет. Не важно, скольких они убили, не это определяет, в какую из двух категорий они попадают. Знаешь, каков он? Определяющий фактор, который отличает два типа друг от друга.

– Нет, – отвечает Харви, всё ещё держа гарпун нацеленным мне на грудь, пока мы разговариваем. Мне так холодно, что говорить становится трудно, но я всё равно продолжаю, выдавливаю из себя слова сквозь стук зубов и болезненные мышечные спазмы. Только потому, что знаю, что когда разговор закончится и всё будет сказано, меня ждёт холодная сталь в гарпуне Харви.