Игорь Яснов - Мажор. Возврата быть не может

— Мажор? — с подозрением спросил он.

— Я, кажется, машину запереть забыл, — ответил Соколовский и вышел из кабинета.

Бешено сверкнув глазами, Королев ринулся следом за ним. Он догнал Игоря уже на улице, на ступенях.

— Стоять! — рыкнул Королев, но Соколовский шел к машине, никак на него не реагируя. — Это что такое было сейчас? — снова стал допытываться Даня. — Между тобой и Викой?

Соколовский молча взялся за ручку двери своей машины, но Даня рывком развернул его к себе:

— Я с тобой разговариваю!

В кармане Соколовского зазвонил телефон. Глядя на Королева, он вытащил трубку.

— Слушаю вас, Моисей Борисович.

— Со мной говори! — прорычал Даня, рванув Соколовского за грудки.

— Нет, нет, — пытаясь чуть освободить шею, говорил в трубку Соколовский. — Это просто один из задержанных быкует. Вы говорите, я вас слушаю.

— Мажор! Ты меня вынуждаешь! — Королев так тряхнул Игоря, что у того чуть не лязгнули зубы.

— Конечно, удобно. Удобней все равно не будет! — пытаясь открыть машину и протиснуться на сиденье, объявил Соколовский. Но Даня отодрал его от машины и отшвырнул в сторону.

— Конечно, у нас с вами приватное общение, — умудрился не выронить телефон Соколовский, — не для протокола, можете не переживать!

Вышедший из себя и потерявший контроль Даня с силой ударил Игоря в живот, Соколовский согнулся пополам и стал хватать воздух ртом.

Подполковник Пряников, услышав, как на парковке возле отделения сработала автомобильная сигнализация, поднял голову, потом посмотрел в окно. Зрелище распластанного на капоте чужой машины Соколовского и почти лежащего на нем Королева с занесенной для удара рукой повергло Андрея Васильевича в бешенство.

— Твою же ж мать!

Пряников выбежал на улицу в одной рубашке в тот момент, когда Соколовский снова оказался на земле. Но, не выпустив из руки трубку, он продолжал говорить с антикваром:

— Моисей Борисович, а кто продает… эти иконы?

Игорь все же умудрился пару раз ударить Королева, и тот сполз с него на снег, прижимая руку к животу.

— Прекратить! Сейчас же! — заорал Пряников. — Бар-раны! А вы чего повыскакивали? — рыкнул он на других сотрудников у входа. — Погоны жмут? По местам все! Время пошло! Так. Я даже не буду выяснять, что это было. Но это в последний раз. Запомните. Оба. И ты, Родионова, запомни.

Соколовский ехал, прикладывая платок к разбитой губе. «Да, хорош я буду завтра, если распухнет», — подумал он. Отогнув козырек и посмотрев на губу в зеркальце, он вздохнул, снова откинул козырек вверх и достал телефон:

— Алло! Моисей Борисович, простите, связь прервалась. Вы сказали, всплыли иконы, а продавца не назвали.

— Некий господин Винокуров, — неохотно ответил антиквар. — Лично не знаком, но иногда всплывает на нашем рынке. По мелочи всплывает, такой вот солидный лот вижу от него в первый раз.

— Продает, не шифруясь? И почем? — удивился Игорь.

— Ну, это вы, молодой человек, сами уточните, — проворчал Шерман. — Но, судя по стоимости, иконы подлинные.

— А можете вы нам организовать с ним встречу?

— Игоречек, — очень вежливо ответил антиквар, — я тебе координаты дам, а дальше ты уж сам. Мне светиться не с руки, у меня реноме.

— Хорошо, скиньте мне эсэмэской, я разберусь. Спасибо!

Соколовский тут же набрал второй номер:

— Жека? Я. Да какой зуб! — заговорил Соколовский торопливо. — Дуй в темпе домой и переодевайся. Как-как. Прилично. Вике скажи, есть выход на иконы, без тебя никак. Остальное после объясню, когда подберу тебя. Давай!

Жека вел себя хорошо, но не совсем уверенно и сильно переигрывал. Соколовский за столиком в конце зала нашептывал ему в микрофон подсказки, а Жека «вел переговоры» с Кислицыным и Винокуровым. Оба собеседника стали что-то подозревать с самого начала разговора. Соколовский морщился и пытался вытащить разговор из тупика, вовремя подсказывая Жеке, как себя вести и что говорить.

Но кончилось тем, что Аверьянов уронил микрофон из уха на пол и перестал слышать Игоря. Какую он там нес ахинею, было непонятно, но только продавцы икон поднялись из-за стола, вежливо пожали руку несостоявшемуся «покупателю» и ушли.

Вика была в отделе одна, когда Соколовский и Аверьянов вошли. Жека выглядел подавленным и убитым.

— Вика, я лоханулся, — признался Жека. — Эти барыги меня раскусили.

— Потому что Брюсов — поэт, а Брюллов — художник, — сказал Соколовский. — Я же тебя предупреждал, не суйся в искусство. Только иконы!

— Что я, энциклопедия, все помнить?

— А где Даня? — спросил Игорь, кивнув на пустой стол Королева.

— В санчасти, — сухо ответила Родионова. — Ты ему, кажется, нос сломал.

— Он сам нарвался, но я виноват. Готов возместить. С другой стороны, Дане пойдет. У Депардье тоже нос сломан — и как устроился!

— Хватит! — повысила голос Вика. — Так что с иконами?

— Дарственная у них на руках, — садясь на стул возле стола Родионовой, стал рассказывать Соколовский. — Формально — все по закону. Надо зайти с другой стороны.

— То есть у нас все же глухарь, — констатировала Вика. — Или Юрасова напишет отказ?

— Вика, прошу тебя, давай не будем спешить? Я что-нибудь придумаю.

Соколовский сидел у Ильи в его святая святых и рассматривал всякие баночки на полках, странный инструмент, справочники, фотографии.

— Ну, допустим, риелторы ваши и впрямь преступники, — говорил ему эксперт. — И что тогда? А тогда выбираем самых хилых и чуть-чуть подталкиваем на тот свет.

— Но там же естественные причины?

— Итак, — Илья поднял указательный палец, — вопрос: как убить старушку, чтобы никто ничего не заметил? Ответ: проще простого! — Он порылся в своем столе и достал два пузырька с таблетками. — Условие: одна старушка — гипертоник. Принимает адельфан.

Соколовский внимательно наблюдал за тем, как Илья ставил на стол пузырек.

— Или капотен — это по вкусу, — продолжил эксперт и поставил рядом второй пузырек. — Решение простое: капотен вычитаем и добавляем препарат, который давление не снижает, а резко повышает! Раз таблетка, два таблетка, три таблетка… Эффект, думаю, понятен?

— А ведь верно, — разглядывая пузырьки и таблетки, сказал Соколовский. — И врач ничего не заметит. Чем болела старушка, от того и умерла.

— Я практически уверен, что здесь именно тот случай. Но даже эксгумация тел ничего не докажет.

— Что же делать?

— А ничего, — развел руками Илья. — Так мир устроен. Вот говорят — вскрытие покажет. А я так никогда не говорю. Знаете почему? Потому что это цинично — раз. И не всегда правда — это два. А цинизма и неправды в мире полно и без меня. И с этим приходится смириться. Вот и вам тоже советую. Оставь надежду, всяк сюда входящий…

Утро было морозным. Родионова ежилась, накинув на плечи пуховый платок, Жека отогревался горячим чаем. Только Даня хмурился и кипел внутри от сдерживаемого гнева, но внешне держался вполне прилично. Соколовский стоял посреди кабинета и рассказывал свой план: