Луиза Пенни - Большая расплата

— А он вообще знает, что у него тут есть дом? — поинтересовалась Клара, положив кисть и вытирая руки.

Рейн-Мари засмеялась и подхватила коробку со старыми фотографиями, которые планировала просмотреть.

— Наш дом он считает ещё одним крылом бистро.

— Он недалёк от истины, — сказала Клара.

Пока Клара умывалась, Рейн-Мари отвела Анри и Грейси домой, и встретилась с подругой у входа в бистро.

Через окно им было видно четверых студентов, уписывающих картошку и бурно жестикулирующих, о чём-то спорящих. Было видно карту, развернутую на столе. Ребята смотрелись генералами, обсуждающими план военных действий.

Это были очень юные генералы. И очень странный план.

— Арман сказал тебе, зачем поручил кадетам расследовать историю карты? — спросила Клара.

— Нет. Думаю, всё началось как забава. Как упражнение. А после убийства превратилось во что-то иное.

— Но почему? — удивилась Клара. — Лично я не вижу связи между картой и убийством того профессора.

— И я не вижу, — согласилась Рейн-Мари. — Не уверена, что Арман видит. Может, ничего такого и нет.

— Забавно, как иногда ничто превращается в нечто, когда рядом Арман. По крайней мере, эти студенты заняты. Отсутствуют круглый день.

Обе дамы продолжали рассматривать кадетов сквозь окно. Потом Рейн-Мари заметила, что Клара смотрит не совсем на кадетов. Та очень пристально рассматривала лишь одного из них.

— Слишком тяжёлое поручение для тебя, Клара, взять её на постой?

— Ты про Амелию? — Клара немного помолчала. Продолжила изучающе смотреть на девушку. — Интересно, сколько ей лет.

— Арман должен знать. Девятнадцать или двадцать, полагаю.

— При определенном свете она выглядит очень юной. Может быть, дело в её коже. Но потом она поворачивается, и всё меняется. Она словно призма.

Ощутив холод стылого мартовского вечера, две женщины поспешили в бистро и присоединились к компании у камина.

— «Клаудер котов»? [11] A clowder of cats. — проговорил Габри, читая в толстом томе, развернутом на коленях у Мирны.

— Страдание, — сказала Рут.

— Pardon ? — спросила Рейн-Мари.

— Студенты, — пояснила Рут, взболтнув свой бокал в сторону кадетов, которые оживленно беседовали между собой. — «Страдания кадетов».

— Я думал, речь была про «Страдания поэтов», — заметил Габри.

— А, правильно.

— Что нам ему сказать? — спросила Хуэйфэнь, потянувшись за картошкой, хотя чувствовала себя объевшейся до тошноты. Одним ломтиком больше, прости Господи. — Уже почти семь. Он скоро будет здесь. О, чёрт!

В окне мелькнул свет фар.

— Он уже здесь.

Фары осветили их лица, и Рейн-Мари увидела то, что имела в виду Клара. Тревога была написана на лице Хуэйфэнь. Натэниел определенно был напуган. Жак выглядел готовым к обороне, он готовил оправдания.

Амелия выглядела смирившейся. Как будто знала, что будет дальше. Словно она ждала того, что случится, очень долго, всю жизнь. А может и дольше.

Она выглядела древней. И очень-очень юной.

И немного напоминала мальчика в витражном окне.

А ещё можно было найти сходство с портретом, который писала Клара. Рейн-Мари в изумлении обернулась к подруге.

Жан-Ги и Изабель вышли из автомобиля. Снег, таявший весь день, теперь, когда село солнце и температура упала, снова застыл.

— Сок пойдёт, — заметил Жан-Ги, хлопая руками в перчатках, чтобы согреться. Он посмотрел на вершину холма, где появился свет фар, сияющих как глаза.

— Хороший год для кленового сиропа, — согласилась Изабель. — Мы возьмём ребятишек с собой на cabane à sucre на выходные.

Жан-Ги испытал мгновение абсолютного счастья, словно легкое дыхание на лице. В следующем году они с Анни возьмут своего ребёнка в «Сахарную хижину» для ежегодного празднования сбора кленового сока. Они сядут в запряжённые лошадкой сани и отправятся вглубь леса в бревенчатую хижину. Там они станут слушать, как играет скрипка и смотреть, как люди танцуют, едят яичницу с беконом, запечённые бобы и сладкий тягучий tire d’érable , а кипящий кленовый сироп будет литься на снег, превращаясь в ириски. А потом наматываться на веточку, как леденец.

Так, как было в его детстве. Это традиция, часть их patrimoine . То, что они передадут своему ребёнку. Его с Анни сыну или дочери.

Он посмотрел на бистро и заметил кадетов, тоже чьих-то дочерей и сыновей, смотревших сейчас на него.

И ощутил всепоглощающую потребность защитить их.

— Он тут, — произнесла Изабель, и Жан-Ги, обернувшись, увидел паркующуюся рядом с ними машину.

Наружу выбрались заместитель комиссара и Арман Гамаш. Желина сразу направился к ним, хрустя подошвами по льду и снегу, а Гамаш притормозив, запрокинул голову и посмотрел в ночное небо.

Потом взглянул прямо на Жана-Ги.

В этот момент Жан-Ги наконец понял, как чувствовал себя шеф-инспектор Гамаш все эти годы в качестве главы отдела по расследованию убийств.

Что значит командовать молодыми агентами.

Что значит терять кого-то из них до тех пор, пока потери не превысят силы. До тех пор, пока сердце не разобьется на сотни кусочков, и его не придется склеивать вновь. Когда наступил такой момент, Гамаш приехал сюда. Чтобы обрести покой.

Но месье Гамаш пожертвовал собственным спокойствием в угоду безопасности студентов. Он покинул это мирное место, чтобы очистить Академию, чтобы следующие поколения молодых полицейских дожили бы до седин. И выйдя однажды в отставку, обрели их собственный покой и порадовались их собственным внукам.

Жан-Ги Бовуар наблюдал, как приближается Арман Гамаш, и почувствовал всепоглощающую потребность защитить и его.

Он тут же опустил глаза, и, уставившись на свои ботинки, постарался совладать с эмоциями.

Гормоны, решил он. Это все треклятая беременность.

По пути домой Желина и Гамаш немного поговорили, потом разговор сошёл на нет, и оба погрузились в собственные мысли.

Поль Желина не знал, чем занята голова Гамаша, к тому же сам он был озабочен недавно открывшимися обстоятельствами. И тем, что они могли означать. И тем, как это всё можно использовать.

Вторую половину дня Желина провёл за изучением прошлого Мишеля Бребёфа и Армана Гамаша. Было очень похоже на археологические раскопки — он тщательно копал и перелопатил уйму грязи. А в итоге обнаружил черепки, осколки.

Сначала он думал, что Бребёф с Гамашем впервые встретились в Академии, как соседи по комнате, но вскоре понял, что ошибался. Их дружба началась ещё в детстве, на улицах Монреаля. Они были соседями. Ходили в один детский сад, играли за одни команды, устраивали двойные свидания и вместе бегали на танцы. Полгода гоняли по Европе перед поступлением в Академию. Тоже вместе.