Жорж Сименон - Мегрэ и порядочные люди

— Две... 6,35... Можно унести тело?

Мужчины в белых халатах ждали с носилками. В ту минуту, когда Рене Жослена, закрытого простыней, уносили из квартиры, в комнату неслышно вошла дочь. Она встретилась взглядом с комиссаром.

— Почему вы здесь?

Она ответила не сразу, проводила глазами санитаров, уносивших тело отца, и только, когда дверь снова закрылась, прошептала словно в забытьи:

— Мне пришла в голову одна мысль... Постойте...

Она подошла к стоявшему в простенке между окнами старинному комоду и выдвинула верхний ящик.

— Что вы ищете?

Ее губы дрожали, и она в упор посмотрела на Мегрэ:

— Пистолет...

— В этом ящике лежал пистолет?

— Многие годы... Когда я была маленькая, ящик запирали на ключ...

— Какой системы был пистолет?

— Плоский, голубоватый, бельгийской марки...

— Браунинг 6,35?

— Кажется... Я не совсем уверена... На нем выгравировано слово «Эрсталь» и какие-то цифры...

Стоявшие в комнате снова переглянулись, поскольку описание соответствовало пистолету калибра 6,35.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Довольно давно... Несколько недель назад... Может быть, даже несколько месяцев... Кажется, как-то вечером, когда мы играли в карты... Карты лежали в том же ящике... Они и сейчас здесь... В этом доме у каждой вещи есть свое место.

— Но пистолета на месте больше нет?

— Нет.

— Выходит, тот, кто им воспользовался, знал, где его искать...

— Может быть, мой отец, чтобы обороняться...

В ее глазах был страх.

— У ваших родителей есть прислуга?

— Была служанка, но полгода назад она вышла замуж. После нее они нанимали еще двух других, но они не подошли, и мама решила взять приходящую, мадам Маню, которая работает у них с семи утра до восьми вечера.

Все это выглядело обычно, вполне естественно, не считая того, что безобидный человек, который недавно вышел на пенсию, был убит в своем кресле.

Что-то в этой драме настораживало, казалось нелогичным.

— Как чувствует себя мадам Жослен?

— Доктор Ларю заставил ее лечь в постель. Она не произнесла ни слова и смотрит немигающим взглядом, словно в беспамятстве. Она даже не заплакала. Похоже, у нее провал в памяти. Доктор просит у вас разрешения дать ей снотворное... Он считает, что ей лучше заснуть... Вы разрешите?

— Разумеется.

Разве Мегрэ узнает правду, даже если задаст несколько вопросов мадам Жослен?

— Я не возражаю, — добавил он.

Сотрудники отдела судебной экспертизы все еще работали с присущей им методичностью и хладнокровием. Заместитель прокурора попрощался и спросил:

— Вы идете, Госсар? Вы на машине?

— Нет. Я приехал на такси.

— Если хотите, я вас подвезу.

Сент-Юбер тоже собрался уходить, не преминув шепнуть Мегрэ:

— Я правильно сделал, что вызвал вас?

Мегрэ кивнул и уселся в кресло.

— Открой окно! — сказал он Лапуэнту.

В комнате было душно, и комиссара внезапно поразило, что, несмотря на летнюю жару, Жослен просидел весь вечер в комнате с закрытыми окнами.

— Позови зятя...

— Сейчас, шеф...

Доктор сразу же вошел. Он выглядел усталым.

— Скажите мне, доктор, когда вы уходили от тестя, окна в комнате были открыты или закрыты?

Он подумал, посмотрел на оба окна с опущенными шторами:

— Постойте... Не могу сказать... Попытаюсь вспомнить... Я сидел здесь... Мне кажется, я видел огни... Да... Могу почти поклясться, что левое окно было открыто... Я отчетливо слышал шум улицы...

— Перед уходом вы не закрывали окно?

— С какой стати?

— Не знаю.

— Нет. Мне и в голову не пришло... Не забудьте, я ведь не у себя дома...

— Вы часто здесь бывали?

— Примерно раз в неделю... Вероника заходила к родителям чаще... Скажите, можно мне... Моя жена останется здесь на ночь, а я бы предпочел вернуться домой... Мы никогда не оставляем детей с няней на всю ночь... К тому же к семи утра я должен быть в больнице...

— А что вам мешает уйти?

Доктор был удивлен таким ответом. Вероятно, он уже считал, что находится под подозрением.

— Благодарю вас...

Было слышно, как доктор что-то сказал жене в соседней комнате, потом без шапки, с чемоданчиком в руке прошел через гостиную и смущенно попрощался.

Когда трое мужчин ушли, в квартире остались лишь мадам Жослен и ее дочь. Младенец консьержки после бессонной ночи, должно быть, уснул, так как в привратницкой было темно, и Мегрэ даже минуту колебался, нажимать ли на кнопку звонка.

— Что вы скажете, доктор, может быть, пойдем и выпьем по стаканчику?

Лапуэнт было открыл дверцу черной машины, но застыл в ожидании ответа. Доктор Ларю посмотрел на часы, словно от этого зависело его решение.

— Охотно выпью чашечку кофе, — произнес он значительно, чуть вкрадчивым голосом, каким, вероятно, разговаривал со своими больными. — Думаю, бар на перекрестке Монпарнас еще открыт.

Рассвет еще не наступил. Улицы были почти безлюдны. Мегрэ поднял голову и увидел, что на четвертом этаже в окнах гостиной, одно из которых осталось открытым, погас свет.

Наверное, Вероника Фабр разденется и ляжет спать в своей бывшей комнате, а может быть, останется сидеть у постели матери, уснувшей после укола. О чем она думает в этих вдруг опустевших комнатах, где только что побывало столько чужих людей?

— Подгони машину! — сказал комиссар Лапуэнту.

Нужно было пройти только по улице Вавен. Ларю и Мегрэ медленно шли вдоль тротуара. Доктор был небольшого роста, широкоплечий, слегка полноватый. Должно быть, ему никогда не изменяло чувство собственного достоинства и он всегда оставался добродушным и выдержанным. Чувствовалось, что он привык к богатой, респектабельной, хорошо воспитанной клиентуре, от которой перенял тон и манеру держаться, может быть даже чуть-чуть переигрывая.

Несмотря на свои пятьдесят лет, в его голубых, по-детски наивных глазах угадывалась боязнь огорчить, а позднее Мегрэ узнал, что он ежегодно выставлял свои работы в Салоне врачей-художников.

— Давно вы знаете Жосленов?

— С тех пор, как живу в этом квартале, иначе говоря, уже лет двадцать. Вероника была еще совсем крошкой, и, если не ошибаюсь, впервые Жослены вызвали меня к ней из-за кори.

Воздух был свежий, слегка влажный. Газовые фонари отбрасывали кольца света. Кафе на углу бульвара Распай было еще открыто, возле него стояло много машин. У входа портье в ливрее принял обоих мужчин за постоянных клиентов и распахнул перед ними дверь в зал, откуда донеслись громкие звуки музыки.

Лапуэнт медленно ехал за ними в маленькой машине и остановился у тротуара.

На Монпарнасе еще была ночь. У стены отеля вполголоса спорила какая-то пара. Как и предполагал доктор, в баре горел свет, и там сидело несколько посетителей, а у стойки старая торговка цветами пила кофе с коньяком.