Жан-Кристоф Гранже - Присягнувшие Тьме [Литрес]

Люк часто рассказывал мне, как во время одного из походов с отцом увидел на скале отражение лика Божия. Оказалось, что он видел еще и образину дьявола, которую Николя Субейра зарисовал в недрах тех же самых гор.

– Тебе надо отдохнуть.

– Не говори со мной как с больным! Я не сумасшедший. Пока еще нет. И последнее. Я позвонил Корине Маньян. Я хочу с ней встретиться.

– Что ты хочешь ей сказать?

– Она должна за мной понаблюдать. Мое перерождение – ключ к этому делу. Меня надо изучать, анализировать мою метаморфозу, чтобы понять подлинную сущность Манон.

Я вздрогнул. Он продолжал:

– Она одержима, Мат, я это знаю, потому что нахожусь с ней по одну сторону. Она все время лжет, обольщает, манипулирует во имя зла. И я скоро…

Стоя с плащом в руках, я наконец осознал, что к чему. Произошел раскол: отныне он или Манон.

Я еще раз сжал его плечо, процедив сквозь зубы:

– Ты еще не готов выйти отсюда.

– Профессор Зукка у себя?

Я хотел воспользоваться своим присутствием в клинике, чтобы расспросить психиатра. Секретарша ответила мне с улыбкой:

– В это время он бегает трусцой.

– Он уже ушел?

– Нет, он бегает в парке. Прямо здесь.

Я вышел из красно-желтого холла и обогнул корпус 21. Ночь уже почти наступила. Я присел на крыльце бокового входа, от которого начиналась аллея больничного сада. Должно быть, доктор делал несколько кругов по территории, и я был уверен, что встречу его здесь прежде, чем он закончит свою разминку.

Вытащив сигарету, я постучал ею по ступеням, потом набрал номер мобильника Корины Маньян. Нарвался на автоответчик. Оставил сообщение, прося связаться со мной как можно скорее. Затем позвонил Манон. Прием был менее враждебным, чем я опасался. Я ее разбудил. В Париже Манон буквально впала в спячку. Ее сон был тяжелым, глубоким, похожим на летаргический. В трубке слышалась трескотня телевизора. Я пообещал вернуться к ужину. Манон дала отбой со словами «Нежно целую», что ничего не значило.

Я закурил сигарету и постарался успокоиться, оглядывая меркнувший передо мной пейзаж. Пространства облысевших газонов, покрытые бурой листвой. Кроны грабов. Ни души на аллее, никого на спортивной площадке, даже ни тени автомобиля. Я думал о Манон, вот уже неделю заточенной в моей квартире: что будет с нами обоими?

Через несколько минут показался бегущий мелкими шажками Зукка, с ног до головы одетый в «K-Way». Я поднялся и выбросил сигарету. Когда психиатр меня заметил, он потрусил ко мне, часто дыша ртом, как гончая после охоты. Пробежка его разгорячила. Лицо было красным.

– Вы пришли навестить вашего приятеля? – спросил он.

– Я хотел и с вами поговорить.

Кивком он указал на только что выброшенный мной окурок:

– У вас найдется одна для меня?

– Вы занимаетесь спортом и одновременно курите?

– Я совместитель.

Он вытащил сигарету из моей пачки, не прекращая бега на месте. Наклонился над моей зажигалкой. Лицо врача было покрыто багровыми пятнами, лишавшими его всякого выражения. Он поморщился, делая первую затяжку.

– Что вы хотите знать?

– Ваше мнение о Люке. О его психическом состоянии. Оно ухудшается?

– Слишком рано об этом говорить.

– Послушайте. Люк Субейра – мой лучший друг и…

– Давайте не усложнять. Избавьте меня от сентиментальщины, а я, со своей стороны, не буду грузить вас научной терминологией. Это нам обоим сэкономит время. Я уверен, что у вас есть четкие вопросы, определенные соображения.

Он снова спустился на асфальтовую дорожку, не переставая ритмично вскидывать колени. Сегодня утром он мне напомнил тренера по боксу. Вечером же он сам был похож на боксера.

– Я не верю, что Люк пережил негативный предсмертный опыт, – начал я. – Я думаю, он жертва своих убеждений. Он по собственному желанию погрузился в небытие, чтобы «увидеть» дьявола. Теперь он себя убедил, что это ему удалось. Но может быть, это просто… игра воображения.

– Я не согласен.

Зукка посмотрел на свою сигарету, разгоравшуюся красным огнем на ветру, и продолжал:

– Во время сеанса мы регистрировали множество физических и психических проявлений. В том числе и те, на которые реагируют детекторы лжи. Люк Субейра не лгал. Он вспоминал. Аппаратура не ошибается.

– Может быть, он был искренен. Он верил, что все это было им пережито…

– Нет. Электроды позволили нам уловить мельчайшие волны, посылаемые его мозгом. Мне сложно вам объяснить, но Люк все это вспоминал. Тут нет никаких сомнений. Не говоря о том, что техника гипноза надежна. Ее нельзя имитировать. В Люке говорила его память. Он переживал негативный предсмертный опыт.

Я надеялся найти в нем союзника – но напрасно. Я взял еще одну сигарету:

– Значит, он, по-вашему, видел дьявола?

– Во всяком случае, он видел странного пожилого человека, старика.

– С точки зрения психиатра, как вы объясните такое видение?

Врач остановился, нахмурив брови.

– Это действительно так важно для вашего расследования? Разве вы не занимаетесь прежде всего конкретными фактами, вещественными доказательствами?

– В этом деле уже невозможно различить конкретное и абстрактное, реальное и ментальное. Я хочу знать, что происходило в голове у Люка.

Зукка перешел на обычный шаг. Дыхание у него замедлилось.

– С точки зрения психиатра, предсмертные галлюцинации – явление рядовое.

– Но «темные» галлюцинации встречаются не часто.

– Совершенно верно. Но какие бы они ни были, «светлые» или «темные», нам известен процесс.

Я вспомнил, как Белтрейн объяснял его технологию.

Зукка повторил почти то же самое: перегрев нейронов и цепная биохимическая реакция. Только техническая сторона вопроса меня интересовала меньше всего.

– Ну а сами видения? – настаивал я. – Как вы объясняете возникновение именно этих… фантазий? Почему негативный предсмертный опыт – это всегда диалог с дьяволом?

– Перегрев, о котором я вам говорил, возможно, способствует высвобождению образов, хранящихся в нашем коллективном подсознании. Мифических древних фигур.

– Не спорю. Но есть одна проблема. Существо, которое видят все умирающие, должно было бы соответствовать традиционному представлению о нем. Например, дьяволу следовало бы иметь рога, козлиную бороду, раздвоенный хвост…

– Я согласен с вами.

– Однако это не так. Мы убедились в этом сегодня утром. И по моим сведениям, каждому из «воскресших» являлся какой-то особенный персонаж. Как вы объясните такой феномен?

– Никак. И от этого у меня холодеет кровь.

– Почему?

– Создается впечатление, будто Люк Субейра вспоминал о реальном событии. Не о мираже, не о типовой иллюзии, а о настоящей встрече. С уникальным исчадием ада, которое не примерещится никому другому и которого он нашел в глубинах небытия.