Леонид Словин - Подставное лицо. Дополнительный прибывает на второй путь. Транспортный вариант. Четыре билета на ночной скорый. Свидетельство Лабрюйера

— В принципе мне здесь нравится. — Денисов у калитки остановился. — Свежий воздух, в магазине молоко, творог. Ресторан... — при упоминании о ресторане хозяин дачи оживился. — Между прочим, не этого ли квартиранта я на днях встретил? С ним женщина была!

— Женщина? — переспросил тот.

— В красном пальто.

— Была! — он обрадовался. Может, тому, что квартирант и не думал убегать далеко — где-то здесь. —В красном пальто. Подвозила его на машине. Мне б тогда номер списать!

— Она заходила на дачу?

— Нет, сразу уехала. А где ты их видел? — незаметно перешли на «ты».

— В ресторане.

— Вот мерзавец! В ресторан есть деньги, а расплатиться за квартиру...

— По-моему, с ними был еще пожилой мужчина. В очках, в полушубке. Высокий.

— И он был?

— Знаете его?

Перед тем как ответить, хозяин провел ладонью по давно не бритому подбородку:

—Похож на одного человека. Тоже, как и ты, интересовался дачей.

— И мансарду смотрел? — догадался Денисов.

— Я показал.

— Давно он был?

— Да нет, вчера к вечеру.

«Вот куда кинулся Шерп из института Склифосовского!» — Денисов был озадачен.

На обратном пути в электропоезде Денисов стоял — он вбежал одним из последних. В вагоне было много людей: следующая электричка шла в Москву примерно часа через два.

«Главное: успел!..»

Ему так и не удалось спокойно подвести итог. Сначала Паленов, Денисов не мог его ничем обнадежить. На лин-пункте Денисов только и делал, что звонил по телефону — в райуправление, к себе в отдел, дежурному. Необходимо было организовать оперативную группу, чтобы по приезде сюда допросить хозяина дачи, осмотреть, уточнить, зафиксировать следы.

Автоматически регистрировал новости:

— Ответ из Калининграда. Запрос юридической консультации в гостиницу «Калининград» не поступал..

— Двадцатиподъездный дом установлен. Топографически все совпадает...

Начальник линейного пункта заторопил:

— Быстрее: электричка!

«Сапронов с оперативной группой сейчас, должно быть, мчит на машине в Расторгуево», — подумал Денисов.

Он стоял неудобно —в тесном, заполненном людьми проходе, следя в окне за ландшафтом. Жилые здания там неожиданно исчезли, потянулся длинный скучный пустырь.

«Отъехали от Бирюлева-Товарного, — подумал Денисов. — Впереди самый унылый перегон...»

Все, что он узнал от хозяина дачи, было важно и давало какое-то представление о степени взаиморасположения действующих лиц. Но были и зацепки — концы нитей, с помощью которых в будущем можно было распутать весь клубок.

«Электричка, которую преступник ждал на платформе, когда его выследил хозяин дачи, — Денисов машинально зажал на руке большой палец. — Резиновые сапоги с броским рисунком подошвы, какие он в тот день купил. И конечно, рассыпанный у порога мансарды табак! — мысль о чисто воровской уловке была, пожалуй, из трех самой важной. — Это же совсем из другой среды! Здесь не месть, не ревность!»

Даже Сапронов, предпочитавший другую версию, тоже, казалось, был озадачен, когда узнал о табаке.

— Обязательно изыму, — повторил он несколько раз в трубку, задерживая Денисова, которому надо было уже выбегать на платформу. — Пошлем на исследование...

Пока он тянул, Денисов успел взглянуть на расписание:

«Электричка, с которой уехал в тот день преступник, шла в Ожерелье. Тоже — последняя перед перерывом...»

Он уже бежал по переходному мосту к платформе, когда младший лейтенант, неожиданно появившись в дверях, крикнул вслед:

— Сейчас позвонили! Дополнительный осмотр квартиры адвоката...

Короткие, непонятные записи Шерпа обнаруживались в самых неожиданных местах — на постеленной у трюмо газете, на клочках бумаги, вложенных между страницами журналов и книг.

«Адвокат записывал свои мысли словно для того, чтобы скорее от них избавиться», — подумал Денисов.

Содержание записей было разным, но в большинстве своем это были характеристики собственного настроения, описания окружающего.

На обратной стороне прикнопленной к стене фотографии эрдельтерьера Денисов прочитал:

«...При свете, падавшем из коридора, РР был хорошо виден весь. Задние лапы он придвинул слишком близко к передним, сжал шею — будто с плечами втянулся в узкий костлявый таз. — Сбоку адвокат приписал: — Благослови детей и собак!»

Жена Шерпа с самого начала дополнительного осмотра заняла место у балконной двери, откуда ночью наблюдал за осмотром Денисов. Лицо ее было теперь спокойно-сосредоточенным, замкнутым, казалось промытым до едва заметных золотистых веснушек. Видно было, что она несет свое горе кротко и с достоинством.

Следователь несколько раз предлагал ей взять стул, она молча отказывалась. Обстановка квартиры, где ее присутствия не ощущалось в течение ряда лет, была для нее непереносима. С другой стороны, чувствовалось, что она устала от дерганий и причуд мужа. Его внезапная гибель была выходом из тупика — она устраняла существовавшие между супругами противоречия.

Вместе со следователем Денисов осматривал записи Шерпа в столе и на полках, потом перешли к книжному шкафу.

— Эти книги принадлежат вашей семье? — спросил следователь у вдовы.

— Да. Многие остались от моего отца. Он был тоже юрист. От него перешли к мужу.

Денисов внимательно осматривал книгу за книгой: «Уголовное право», «Личность преступника», «Наказание и его применения» — сочетания этих слов фигурировали во многих названиях.

Все, что могло представлять оперативный интерес, переносили на стол, складывали поверх старого «Книжного обозрения», оказавшегося под рукой. На столе уже лежало несколько бумаг адвоката, что-то вроде дневников, ускользнувших от внимания на ночном осмотре.

И снова: частные записки, сбивчиво написанные строки.

Одна из записей была посвящена жене:

«Нас окружают мифы. И один из них о том, что моя жена когда-нибудь закроет глаза моей матери, будет с ней рядом в ее последний час и, таким образом, все станет на свои места...»

Случайно обернувшись, Денисов увидел оцепеневшие черты вдовы, читавшей посвященные ей строки; она по-

бледнела еще больше, золотистые промоины веснушек светились как точки жира в кружке кипяченого молока.

Денисов подумал:

«Поэтому Шерп и не сказал ей о том, что летит в Куйбышев на похороны. Бессмысленное затянувшееся соперничество женщин...» Впрочем, этр уже не имело значения.

За трехтомником Витте неожиданно оказался конверт с лаконичной надписью: «Белогорлова». Конверт был канцелярский — серый, надпись была исполнена черным фломастером.

— Товарищи! — следователь обратил на него внимание понятых.

Присутствовавшие на осмотре соседи Шерпа — не те, что были ночью, — подошли ближе. Следователь осторожно пинцетом перенес конверт на стол, потряс над газетой, но внутри ничего не оказалось, кроме выцветшего, трехлетней давности листка отрывного календаря.