Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Как вы думаете, когда это могло произойти, Эдита Робертовна? — спросил следователь у хозяйки. Сухая, прямая, с острым и недоброжелательным лицом Эдита Робертовна подумала и ответила твердо:

— Не знаю.

— Когда вы его видели в последний раз?

— Вчера. Ровно без пяти минут семь вечера.

— Откуда такая точность?

— В семь часов по телевизору показывали кинофильм «Разные судьбы». У меня телевизора нет, и я пошла смотреть кино к Стефании Владиславовне. Соседке, — Эдита Робертовна широким жестом указала на дом, отстоявший от ее собственного метров на пятьдесят — шестьдесят.

— Когда вы вернулись домой?

— После кино мы пили кофе, разговаривали… — рассказывая, размышляла о времени Эдита Робертовна. — Я думаю, что где-нибудь в половине одиннадцатого.

— Владимира Владимировича уже не было дома?

— Не знаю. Дверь в его комнату была закрыта…

— На ключ? — перебил Поземкин.

Эдита Робертовна с непонятным удивлением посмотрела на капитана и ответила презрительно:

— Откуда я знаю?

— Вы за ручку не подергали? — продолжал донимать ее Поземкин.

— Я никогда без разрешения не дергаю ручек чужих дверей.

Понимая бесперспективность поземкинского метода, следователь спросил о другом:

— Когда вы подходили к дому, свет в его комнате горел?

— Нет.

— Это не обеспокоило вас? Вы не подумали, что он куда-нибудь ушел?

— Нет. Владимир Владимирович нередко ложится спать очень рано.

— Ложился, — поправил следователь.

— Ложился, — согласилась она.

Смирнов стоял у забора со стороны улицы и, положив подбородок на заборную жердь, слушал. Усмехнулся вдруг невесело: вспомнил, как почти на этом самом месте стираным комбинезоном висел пьяный, как зюзя, известный советский оператор Анатолий Никитский.

Блудливый милицейский глаз зацепил-таки Смирнова в толпе.

— Александр Иванович, что же вы в стороне? — запричитал Поземкин. — Честно признаюсь, не хотели беспокоить вас в такую рань, но если вы сами пришли… Помогайте, пропадаем…

Смирнов открыл калитку и вошел во двор. Поздоровался с хозяйкой.

— Здравствуйте, Эдита Робертовна, меня зовут Александр Иванович.

— Рада познакомиться, — откликнулась она. Смирнов был в джинсах, куртке, и поэтому вопрос ее был закономерен: — Простите, а вы — кто, Александр Иванович?

— Я-то? Вроде как консультант со стороны.

— Александр Иванович — подполковник милиции. Из Москвы, — быстро пояснил Поземкин.

— А я думала, что вы из съемочной группы! — призналась Эдита Робертовна.

— Это хорошо или плохо? — полюбопытствовал Смирнов.

— Хорошо, — твердо ответила она и посмотрела на Поземкина.

Фотограф отщелкал свое, отошел от трупа, уложил камеру со вспышкой в твердую кожаную сумку и спросил-сообщил:

— Я к себе пойду, чтобы побыстрее, а?

— Давай, давай, — добавил ему трудового энтузиазма следователь.

Не очень-то давал фотограф. Не спеша побрел по тихой мирной улице. Теперь очередь сидеть над тем, что было районным прокурором, пришла медэксперту.

— Вы его комнату осмотрели? — спросил у Поземкина и следователя Смирнов.

— Поверхностно, — признался следователь.

— Ну и? — поторопил Смирнов.

— Вроде бы ничего не тронуто, не взято. Никаких следов борьбы.

— А хозяйка?

— Хозяйка тоже так считает.

— Следовательно, только одна возможность: каким-то образом его выманили из дома.

— Весьма простым, — предположил следователь. — Постучался Ратничкин и сказал, что пришел сдаваться. По прикидкам, именно в это время его видели в Нахте.

— Видел, — поправил его Смирнов.

— То есть? — не понял следователь.

— Пока установлено, что видел Ратничкина в Нахте только Арефьев.

— Ну да, ну да, — согласился следователь с несущественной смирновской поправкой. — Весьма точно все ложится, Александр Иванович. Где-то без четверти восемь его видит Арефьев. Он отрывается от него: минут через пятнадцать-двадцать он здесь. Ждет еще минут десять-пятнадцать, пока стемнеет. Свет горит только у Владимира Владимировича. Ратничкин проникает во двор и стучит в дверь. Владимир Владимирович отпирает дверь и выходит на крыльцо…

— Дверь была закрыта на ключ? — перебил Смирнов.

— Мы никогда не закрывали входную дверь, пока кого-нибудь из нас не было дома. Когда я вернулась, дверь, как всегда, была открыта, — дала пояснения Эдита Робертовна.

— В любом случае он постучал, — настаивал на своем следователь. — А когда прокурор вышел, нанес ему удар, оттащил к забору и пробил штырем.

— И вдобавок повязал пионерский галстук, — дополнил Смирнов. — Имело ли смысл все это делать?

— Что — все? — недовольно спросил следователь.

— Волочить к забору, пробивать штырем, повязывать красный галстук.

— Месть, Александр Иванович, месть! С воровскими вызовом и показухой!

— В жестоком цейтноте времени, зная, что с минуты на минуту замкнется оцепление… Да он полный идиот, ваш Ратничкин, — Смирнов посмотрел на курившего следователя виновато и попросил: — Не дадите ли закурить? Вроде бы бросил, а сегодня прямо невтерпеж.

Следователь рассмеялся сочувствующе, достал старомодный кожаный портсигар и предложил Смирнову стройный ряд беломорин. Смирнов деликатно вытянул одну, подождал следовательской спички и от души сделал первую затяжку. Лучше, прямо-таки совсем хорошо. Смирнов привычно замял папиросу и осмотрел посветлевший мир.

Подошел медэксперт и сказал, не обращаясь ни к кому:

— Можно увозить.

— Он — сирота, воспитанник детского дома, — неожиданно резко заговорила Эдита Робертовна. — Кто его похоронит?

— Государство похоронит, — решил Поземкин.

— Он — маленький-маленький человек, а государство большое-большое. К кому мне обратиться, чтобы помогли похоронить Владимира Владимировича по-божески?

— Владимир Владимирович ничего общего с церковью не имел, — заметил следователь.

— Я тоже ничего общего не имею с вашей церковью. Я — католичка. Он был хороший человек и имеет право на божеские похороны.

— Обратитесь в райисполком, — морщась, посоветовал следователь.

— Пусть райисполком обращается ко мне, — сказала Эдита Робертовна и ушла в дом.

— Дама, — с уважением признал Смирнов. — Когда его похоронить можно будет?

— Хоть завтра, — ответил медэксперт. — Случай простой, я часа за два управлюсь.

Как раз в это время во двор вползал «Рафик» скорой помощи.

— Док, я к вам часика через три загляну? — попросился Смирнов и спохватился: — Извините за дока. МУРовская привычка.

— Ничего, даже красиво — по-иностранному! А что вы хотите знать? Кое-что я уже сейчас могу сказать. Правда, приблизительно.

— Лучше через три часа, но точно, — решил Смирнов. — Ну, ни пуха, ни пера вам!