Анатолий Степанов - Чума на ваши домы. Уснувший пассажир. В последнюю очередь. Заботы пятьдесят третьего. Деревянный самовар (пьянки шестьдесят девятого года)

— Безобразие! — донесся издалека слабый пенсионный вскрик.

— Молчать! — рявкнул Торопов, и все испугались. — Я еще не закончил речь. Бездарности кажется, что у нее есть все, чтобы стать талантом. Руки, ноги, голова, уменье водить пером по бумаге, заставлять вымышленных людей говорить, двигаться и сообщать нечто. Но бездарности, как и ее героям, нечего сообщить урби эт орби кроме лозунга «Да здравствует Коммунистическая партия Советского Союза»! Жанна, давай!

И Жанна патетически повторила:

— Кощунство! — опять возник колеблющийся голосок.

— Молчать! — опять приказал Олег. — Последний пассаж.

Владислав Фурсов, не отрываясь, глядел на Олега и слушал все, что тот говорил:

— Последний пассаж, — повторил Олег. — На природу пэнтр Владислав Фурсов! — Где-нибудь ты найдешь чудесную полянку, приляжешь на траву, подложишь под голову этюдник и заснешь сладким сном, в котором твоя кисть будет творить на полотне равное Ренуару, Ван-Гогу и Врубелю. Но только не просыпайся, Владислав, не просыпайся!

Затихли все и всё. Кроме шелеста листьев и чириканья птичек. Фурсов глянул на уже прикрывшего утомленные глаза Олега и, не торопясь, двинулся к выходу из цивилизованного прямоугольника. Искать чудесную полянку, наверное.

— Дальше поведем? — посоветовалась Жанна со Смирновым.

— Обязательно. С него портки и башмаки снять — он сразу себя пьяным почувствует и прилечь захочет, — решил Смирнов. — Взялись, Жаннета!

Взялись. Поднять-то, подняли, но в этот раз барда кидало из стороны в сторону. Смирнову пришлось перекинуть правую руку Олега себе через шею и, чтобы умолить барда держаться за эту шею покрепче, страстно шепнуть ему в ухо: «Обними, приласкай, приголубь, поцелуй!» — из старинного романса. Олег заулыбался, поняв шутку, и в благодарность держался за Смирнова крепко.

Но подполковник шибко умаялся. Кинув Торопова на кровать в его номере, присел на стул и долго не мог отдышаться. И Олег отдыхал. Раскинув по одеялу руки и упершись затылком в стену. Жанна положила гитару на стол и спросила Смирнова:

— Ты один с ним справишься? А то меня машина ждет.

— Езжай, — разрешил Смирнов и стал стягивать с Олега сначала башмаки, а потом портки. Жанна проследила за началом этой нелегкой операции, решила, что все в порядке, и ушла. Смирнов стащил с Олега и куртку. В майке, в трусах и носках Торопов почувствовал себя свободным, отчего вольнолюбиво шевелил пальцами ног.

— Спать будешь? — спросил Смирнов.

— Не-е, — бойко отозвался Олег.

— Тогда поговорим.

— Рано, — возразил Олег и поднялся, с трудом удерживаясь за низкую спинку кровати. Постоял, оторвался от спинки, и как канатоходец, просчитывая каждый шаг, добрался до одежного шкафа, открыл его и, уже не бережась, рухнул на колени перед дорожной сумкой, стоявшей внизу. Он не искал, не рылся в рубашках и трусах, он очень хорошо знал, где это находилось. Он вытащил большую с черной этикеткой бутылку «Посольской» и робко прижал ее к груди.

— Значит, знал, что здесь запьешь? — спросил Смирнов.

— Знал, — ответил Олег и протянул бутылку Смирнову, чтобы самому по рассредоточенности не разбить. — Стаканы вон в той тумба не третьей полке.

Смирнов поставил бутылку на стол, достал стаканы, достал пачку печенья, два яблока (одно надкусанное), расставил тарелки, положил для порядка ножи, чтобы яблоки культурно чистить.

— Может, сначала все-таки поговорим? — опять заканючил Смирнов.

— Нет, — уже командовал менестрель. — Сначала выпьем.

Бороться было бесполезно. Тогда Смирнов внес разумное предложение:

— Тебе — пятьдесят, а мне с устатку — сотку.

— И мне сотку! — закапризничал Олег.

— Я знаю, сколько тебе сейчас надо, а ты не знаешь.

— Водка моя, сколько хочу, столько и пью, — вдруг загордился Олег.

— Ты еще у меня тут повыступай! — разозлился Смирнов. — Будешь капризничать — вылью твою водку в раковину! Сказано — пятьдесят и получишь пятьдесят!

— Ну, хоть пятьдесят налей. Только побыстрее!

Подавив восстание, Смирнов справедливо разлил, как было договорено. Олег цапнул свой стакан, хотел сразу же хватануть, но, вспомнив, что его сюда доволок на себе Смирнов, произнес короткий, но благодарственный тост:

— За твое здоровье, Саня.

И некрасиво выпил. Чавкая, откусил от яблока, пососал откушенный кусок, вынул его изо рта двумя пальцами и положил на тарелку. Противно было пить под такую картинку, но Смирнов выпил.

— Налей еще, — попросил Олег.

— Сейчас, — пообещал Смирнов, поднялся, осторожно перевел барда со стула на кровать, положил на бочок, снял с него носки, вырвал из-под него одеяло, прикрыл им страдальца и предложил: — Отдохнешь немного и еще налью.

— Не обманешь? — спросил Олег, сжимаясь в калачик и закрывая глаза.

— Не обману, — твердо сказал Смирнов и стал ждать, когда Олег заснет. Ждал не долго: клиент трижды дернулся, дважды простонал жалобно, а потом глубоко и ровно задышал. Заснул. Часа на три-четыре, не больше.

С чувством исполненного долга Смирнов позволил себе постоять под солнышком пяток минут. Чудесно было, томно. Потяжелели веки, притупились мысли, активно существовала и требовала малого действия лишь одна. А ну их всех! С трудом отряхнувшись от нее, Смирнов посмотрел на часы. Без пятнадцати девять. До визита в больницу час пятнадцать. Рано.

Решил заглянуть к управделами райкома партии. Впустили с трудом, только с помощью порученца Васи: у Смирнова не было с собой партбилета.

Табличка была хороша: бордо с золотом. По бордо золотом: «Управляющий делами районного комитета КПСС тов. Лузавин Э. С.». Смирнов постучал. Не приглашали. Постучал еще. Дверь приоткрылась, и в щели появилось удивленное хорошенькое девическое личико:

— А почему вы просто не зайдете?

— Я думал, что дверь напрямую к нему, — признался Смирнов.

— А вы — подполковник Смирнов! — радуясь своему всезнанию, сказала девица.

— Это ты меня вчера в окно видела, — применил дедуктивный метод подполковник, — когда я в машину секретаря влезал. Что подполковник приехал, тебе начальник сказал, а из пассажиров первой «Волги» ты только меня не знала. Теперь к делу: как тебя зовут?

— Луиза, — немного стесняясь, призналась она.

— Ты не стесняйся, очень даже красиво — Луиза, — посоветовал Смирнов. — И последний вопрос: что значат инициалы Э. С. при фамилии Лузавин?

— Эрнест Семенович, — сообщила Луиза. — Доложить о вас?

Она уже, гостеприимно распахнув дверь, ввела его в довольно обширный и хорошо обставленный предбанник.

— Подожди минутку, Луиза. Отдохну самую малость в подходящем креслице, — креслице в самом деле было подходящее — мягкое, удобное. Смирнов, нарочито покряхтывая, устроился в нем: — Старость не радость.