Арне Даль - Дурная кровь

Он вернулся. Набрал слова пароля. Чавес внимательно следил за клавиатурой.

Открыть почту не удалось. Access denied [29] В доступе отказано (англ.) . С неожиданной яростью Бертильссон стукнул по экрану и в несколько шагов оказался опять возле дамы. Между ними разыгралась короткая сцена. Слов полицейские не слышали и с интересом наблюдали за пантомимой. Дама развела руками, уголки ее губ опустились, весь ее облик выражал непонимание. Затем вдруг ее лицо просветлело, она подняла палец в воздух и произнесла некое слово. Бертильссон вернулся. В полном молчании он забил в компьютер пароль, и на экране открылась электронная почта погибшего Хасселя.

— Теперь вы нас можете оставить, — с непроницаемым видом проговорил Йельм. — Однако не покидайте здание редакции, вы нам можете понадобиться.

Чавес тут же устроился перед экраном. Сразу было видно, что здесь он чувствует себя как дома. Он покопался в папке “Входящих” и “Отправленных”, проверил удаленные сообщения, но ничего не нашел.

— Ничего нет, — сказал он.

— Нет так нет, — ответил Йельм и поманил к себе Бертильссона, который подошел к нему с видом побитой собаки.

— Почему в почте Хасселя не осталось ни одного сообщения? — спросил он.

Бертильссон смотрел на экран, стараясь не встречаться глазами с Йельмом. Он пожал плечами.

— Наверно, Хассель их удалил.

— Может быть, здесь кто-то чистил компьютер?

— Не знаю. Имеет смысл либо сразу удалять и ящик, и адрес, либо все оставлять. Я думаю, это все, что у него было. Может, он сам чистил ящик?

— Есть какой-то другой способ? Можно узнать, кто удалил всю информацию? — спросил Йельм Чавеса.

— Нет, — ответил Чавес. — В корпоративной сети до сервера так просто не доберешься.

Йельм ничего не понял из сказанного Чавесом и, решив поверить ему на слово, без объяснений снова обратился к Бертильссону:

— Кто такая Элизабет Б.? В редакции есть такая сотрудница?

— Есть. — И раздраженно бросил: — У нас всегда все на месте. — Потом добавил уже более спокойно: — Я думаю, вы имеете в виду Элизабет Бернтссон.

— Наверно, — сказал Йельм. — Она сегодня здесь?

— Я только что с ней разговаривал.

Йельм бросил взгляд в сторону черноволосой дамы, которая в поте лица работала на компьютере.

— Какие у нее были отношения с Хасселем? Бертильссон затравленно оглянулся, его волнение не могло ускользнуть от взгляда любого мало-мальски внимательного наблюдателя. Но никто не обращал на него внимания. Мёллер сидел за стеклянной стенкой и смотрел в окно. Казалось, с момента прошлого визита Йельма он не сдвинулся с этого места ни на шаг.

— Лучше спросите у нее, — твердо проговорил Бертильссон. — Я и так сказал больше, чем нужно.

Они оставили его и перешли к сидящей за компьютером даме. Она подняла на них глаза.

— Элизабет Бернтссон? — спросил Йельм. — Мы из полиции.

Женщина молча смотрела на них поверх очков.

— Ваши фамилии? — наконец буднично спросила она хрипловатым голосом курильщика.

— Я инспектор Пауль Йельм, а это инспектор Хорхе Чавес. Мы оба из уголовной полиции.

— А-а-а, — протянула она, услышав имена, еще недавно не сходившие с первых страниц газет. — Значит, в смерти Ларса-Эрика не все так просто, как нам говорят…

— Мы можем где-нибудь побеседовать?

Она удивленно приподняла бровь, потом поднялась и направилась к стеклянной двери. Там находилась пустая комната, точная копия кабинета Мёллера.

— Садитесь, — предложила она, усаживаясь за письменный стол.

Отыскав среди нагромождения бумаг пару стульев, они тоже сели. Йельм сразу задал вопрос:

— Зачем вы позвонили в родильное отделение Дандерудской больницы во время книжной ярмарки 1992 года и сообщили матери новорожденного сына Ларса-Эрика Хасселя о том, что ее супруг ведет активную половую жизнь в Гётеборге в то время, как она находится в роддоме?

У Бернтссон земля должна была уйти из-под ног. Но этого не произошло, женщина продолжала сидеть так же спокойно, как сидела, и смотреть так же твердо.

— In medias res [30] Сразу к делу (лат.) , — проронила она. — Очень эффективно.

— Должно было быть эффективно, — отреагировал Йельм, — но, судя по всему, вы ждали этого вопроса.

— Когда я вас увидела, я поняла, что вы до всего докопались, — сказала она. Если бы не тон, можно было подумать, что она хочет им польстить.

— Зачем вы это сделали? — спросил Йельм. — Месть?

Элизабет Бернтссон сняла очки, сложила их и положила перед собой на письменный стол.

— Нет, — ответила она. — Алкоголь.

— Это могло быть катализатором. Но не причиной.

— Возможно, а может, и нет.

Йельм сменил тему.

— Почему вы удалили все письма Хасселя?

Чавес вмешался:

— Это было нетрудно установить.

Йельм украдкой бросил на него благодарный взгляд.

Однако мысли Элизабет Бернтссон, похоже, были заняты другим. На ее лице отразилась тяжелая внутренняя борьба. Наконец она произнесла:

— Активная половая жизнь, которую вы упомянули, в первую очередь происходила при моем участии. Ларсу было нужно что-то более основательное, чем эта нимфетка. У них и так уже все заканчивалось. Я только слегка поторопила конец. Катализатор, — усмехнулась она сардонически.

— А что дальше? Вместе “во веки веков, аминь”?

Бернтссон фыркнула.

— Ни он, ни я не хотели быть вместе “во веки веков”. У каждого из нас был негативный опыт жизни в семье. И приятный от общения на стороне. Встречи one night [31] На одну ночь (англ.) имеют свои преимущества. Я сама живу активной социальной жизнью и не хочу ограничивать свою свободу. Ларсу всегда нравились женщины… постарше. А для меня он был прекрасным любовником, наши отношения придавали моей жизни стабильность. Знаете, как телевизионная программа. В одно и то же время, на том же канале.

Йельм долго рассматривал ее, потом принял решение:

— Он показывал вам письма с угрозами?

— Мне это надоело. Все время одно и то же, только разными словами. Какое-то нечеловеческое упорство. Навязчивая идея. Кто-то нашел козла отпущения и хотел переложить на него ответственность за все свои несчастья.

— Это мужчина?

— Скорее всего да. Судя по языку.

— Сколько было писем?

— Первые полгода они приходили периодически. В последний месяц повалили валом.

— То есть это продолжалось больше полугода?

— Примерно так.

— Как реагировал Хассель?

— Сначала очень беспокоился. Потом понял, что для пишущего это своего рода терапия, и задумался. Задумался о себе, за что ему такое испытание. Позднее, когда поток писем увеличился, он опять испугался и решил на время скрыться. Тогда-то и родилась идея поездки в Нью-Йорк.

Йельм решил не обсуждать затраты на командировку Хасселя. Вместо этого он сказал: