Жан-Кристоф Гранже - Лонтано

Расхаживая по комнате, он ринулся в лобовую атаку, плюнув на подготовку:

– Это ты занимался перевозкой тела Фарабо?

– Чего?

У Эрвана не было времени проверить свои подозрения – все было чистым блефом.

– Ты поехал в крематорий в Верне?

– Ну и что?

– А что произошло по дороге?

– Но… ничего. Не понимаю, что…

Эрван ухватился за силиконовый цилиндр в мочке санитара и выдрал его. Плаг завопил и схватился за ухо. Полицейский бросил обрывок на пол.

– Когда ты извлек клетки?

– Да вы сдурели!

Человек с гребнем стонал, но в его стонах Эрван ощущал призвуки наслаждения. Несомненно, из тех, кто любит, чтобы его подвешивали на крюках, как говяжью тушу.

– Как вы это проделали с телом? – заорал он, хватаясь за вторую мочку. – Кто тебе приказал изъять клетки? Куда ты их послал?

Он импровизировал, но по взгляду Плага понял, что тянет за правильную ниточку. Он чуть больше выкрутил ухо. Фернандес скорчился, поскуливая. За алой пеленой, застилавшей ему глаза, Эрван заметил Верни, снова готового вмешаться.

– Отвечай, срань господня, или вырву и эту тоже!

Фернандес расплылся в улыбке, и полицейский понял, что физическая боль – неверный путь. Он сделал знак Верни, чтобы тот передал ему свое оружие, – жандарм, дрожа, повиновался. Эрван схватил пистолет и приложил дуло к здоровому уху Плага:

– Знаешь афганскую рулетку? Это как русская рулетка, только с автоматическим оружием.

– Что вы делаете? Вы с ума сошли? Я… у меня же нет шансов!

– Только если я забыл зарядить.

Он передернул затвор, досылая воображаемую пулю в дуло, и нажал на спуск. Выплеск мочи затопил промежность санитара.

Эрван вернул пистолет застывшему жандарму. Санитар закрыл лицо скованными руками и зарыдал.

– Ночь на двадцать третье ноября 2009-го, – повторил полицейский, – я слушаю.

– Это было на следующий день… Я… я перевозил тело вместе с коллегой до той зоны в Верне.

– Его имя?

– Мишель Леруа. Он больше здесь не работает. Вышел на пенсию.

– Он был в деле?

– Нет. Просто согласился выехать пораньше в то утро.

– Почему?

– Потому что я хотел все сделать в зале кремации до того, как придут техники.

– Что потом?

– Мы приехали в крематорий на рассвете. Уложили тело, и я попросил Мишеля подождать в машине.

– Под каким предлогом?

– Без всякого. Леруа и уговаривать не пришлось: он отправился досыпать. Я взял инструменты, которые привез с собой, и изъял образцы.

– Из каких частей тела?

– Из ягодиц. Лучшая область, чтобы извлечь фибробласты.

– Чего?

– Клетки, находящиеся в дерме, которые проще потом дедифференцировать.

– Говори яснее.

– Клетки, которые можно сделать эмбриональными. Их превращают в клеточные штаммы, а потом помещают в питательную культуру, чтобы вырастить то, что требуется.

Бессмертные линии. Эрван представил себе вечную энергию Зла в испарениях жидкого азота.

– То есть ты понимал, что делаешь?

– Я знал, что речь идет о клетках. И не абы каких. О клетках Человека-гвоздя!

Эрван подумал, не пообещала ли четверка друзей этой мелкой сошке укол на халяву.

– Продолжай.

– Я поместил фибробласты в изотермический контейнер и уехал.

– А ребята из похоронной конторы не задергались, обнаружив раны?

– Я подготовил Фарабо. Нарядил его в лучший костюм. Им не к чему было придраться. При восьмистах градусах тело горит одинаково – что голое, что в костюме.

У Эрвана перед глазами встало пламя. После замороженных клеток самый резкий перепад от горячего к холодному в его жизни. Тело должно было сгореть дотла приблизительно за два часа – установленное время, – но убийца не умер: его клетки выжили.

– А потом?

– Это все.

Эрван со всей силы врезал ему по затылку, Фернандес упал на колени.

– Куда ты доставил клетки?

– В Швейцарию. Взял отгул. У меня были точные инструкции. Пересечь границу через Валлорсин. Потом приехать в клинику недалеко от Вербье.

– Кто тебе дал эти инструкции?

– Можете разнести мне череп, никаких имен я вам не скажу.

Эрван уже их знал.

– Скажи, где эта клиника.

– Не помню.

Резким движением Эрван порвал ему вторую мочку.

– Что за клиника? – заорал он, чтобы перекрыть стенания бодимодера. – Иначе, клянусь, я выдеру один за другим все твои пирсинги. Я в любом случае ее найду. Говори. Я сэкономлю время, а ты сбережешь свою паршивую клоунскую харю.

Санитар рыдал под позвякивание наручников. У Верни явно сдавали нервы.

Эрван схватил Фернандеса за плечо и приподнял со стула:

– ГОВОРИ, МАТЬ ТВОЮ!

– Клиника «La Vallée»… Раковый центр…

Эрван вышел из комнаты, провонявшей мочой и гемоглобином. Следовавший за ним Верни хотел было заговорить, но голос его так дрожал, что он издал лишь куриное кудахтанье.

– Заприте его хорошенько, – приказал Эрван, сворачивая к туалетам.

Он пустил ледяную воду, оторвал пук бумажных салфеток и постарался стереть кровь со своего галстука.

– Ваши… ваши методы, они скорее… – заблеял жандарм.

– Забудьте все это, – подвел итог Эрван, закрывая кран. – Запишите его показания и предупредите прокуратуру в Ренне. Потом отправьте все в Париж. Завтра Бретань снова станет тихой пристанью.

– А вы?

– Я еду в Швейцарию.

В своей комнате Морван следил по монитору за операциями, которые онлайн проводил Лоик. Потенциально около половины его долей уже нашли нового владельца. Он предпочитал не смотреть на цены и, кстати, никогда не знал, сколько именно стоят его акции. Одно было точно: его деньги текли, как кровь на поле боя. «Колтано». Его земли. Его руда…

И наслоением картинок он видел эпизоды хаотического существования своей дочери. Ее отвратительные постельные игры. Неловкую попытку его разорить. Свободное падение сквозь осеннюю листву. Покушение на нее в Сент-Анн…

Как они дошли до такого?

Он был готов проститься с остатками своего состояния, лишь бы исправить эту ошибку. В крушении его преступной жизни лишь одно было действительно важно: его отцовская ответственность. Никто никогда так этого и не понял, что наполняло его своеобразной гордостью. Его миссия должна оставаться тайной, невидимой, всемогущей…

Он знал единственного человека того же сорта, зверя, который постоянно ставил на кон собственное существование, снова и снова, с единственной целью: обеспечить счастье дочери, – Кондотьера. Француз позвонил ему, чтобы объяснить ситуацию: ни малейшего колебания. Монтефиори и сам сейчас пускал на ветер свои акции через «Heemecht». Два старых негодяя на закате дней топили собственное судно.

Дверь рывком распахнулась: Мэгги собственной персоной – одни кости и зрачки навыкате.

– Поговорить надо.