Алексей Макеев - Красная карточка

– Плевок в лицо – это, по-твоему, мелочь? – спросил Баранов.

Вишняков снисходительно покосился на него.

– Я же говорю, на поле всякое бывает. Сегодня ты, а завтра тебе. В пылу борьбы, короче. На это всегда скидку надо делать.

– Хороша у вас борьба! – усмехнулся Крячко. – Плюетесь, кусаетесь, трусы друг с друга стаскиваете… Чисто дети малые. Я знаешь, с каким стажем болельщик? Так вот прежде за такие дела тебя свои же из команды списали бы. Тогда футбол мужским делом был.

– Ну уж вы бы еще про царя Гороха вспомнили! – с обидой промямлил Вишняков. – Сейчас другое время. Все так делают.

– Но я бы тебе не советовал больше так делать, – многозначительно сказал Крячко. – Потому что с некоторых пор за безобразия на футбольном поле у нас калечат. Или убивают. Это уж как повезет.

Вишняков вскинул голову.

– Шутите? – недоверчиво спросил он.

– Ага, черный юмор такой, – хмыкнул Крячко. – Значит, ты ничего про того человека сказать не можешь? Ну, про того, который тебя бил? Предполагаемый судья?

– Да нет, в лицо только если покажете. А так ни имени не знаю, ничего.

– Ну, бог с ним! А того судью, который от тебя пострадал, помнишь? Его как фамилия?

– Ну, Лукошкин его фамилия, – через силу произнес Вишняков. – Все?

– Лукошкин, – задумчиво повторил Крячко. – Ну ладно, Лукошкин так Лукошкин.

– Так я пойду? – спросил Вишняков.

– Да уж иди, гордый шотландец! – махнул рукой Крячко. – Только уж больше не плюйся на поле, ладно?

Он вылез из машины и пропустил мимо себя Вишнякова, который буркнул что-то неразборчивое на прощание и, наклонив голову, почти бегом побежал к высоким дверям гостиницы.

– А ведь Лукошкин должен помнить, кому он рассказывал про плевок, – задумчиво глядя вслед полузащитнику, сказал Крячко. – С трибун такого не углядишь, по своему опыту болельщика знаю. Он кому-то рассказывал, это точно.

Игра у Вишнякова не заладилась с первой же минуты. Он и сам понял, что игру сегодня провалил. Но нельзя же было вот так просто подойти к тренеру и сказать – не ставьте меня, я в растрепанных чувствах! Еще, чего доброго, за голубого примут!

А с чувствами между тем действительно было неважно. Эти проклятые менты выбили его из колеи так основательно, как давно никто не выбивал. Он уж и отвыкать стал от этой российской беспардонности, тем более что криминала никакого за ним никогда не числилось, а тут на тебе! Только что ногами не пинали.

С другой стороны, характер у него такой, что вряд ли бы он чего им сказал, если бы его так круто не зажали. Этот мент с насмешливыми глазами знал, что делал. Не очень понятно, чего далась им эта старая история. Ну, набили ему морду, подумаешь. Он уж и сам почти забыл эту обиду. Что-то они такое намекали, будто кто-то опять мстил за грубость на поле. Глупо это. Игра есть игра. Чего после драки кулаками махать? Хотя, с другой стороны, характеры тоже у всех разные. Бывает, что человек зло в душе долго носит и ждет подходящего случая, чтобы отомстить. Правда, чаще это все опять на поле случается. Ну, бывает кое-что и вне поля, конечно. То на судью давление оказывают, то игрока прижмут, если он не в ту команду переходить собирается. Футбол – это ведь огромные деньги, и тот, кто этими деньгами крутит, убытки нести не хочет.

Но если брать его, Вишнякова, случай, то там совсем другое было. Там его не за бабки, а за моральный фактор вздули. Может, со своей стороны, они и правы были, но будь тогда Вишняков потрезвее и сойдись они один на один, вряд ли бы он позволил так с собой обращаться. Всему есть предел. Но жестокие презрительные слова, которые ему, избитому, валяющемуся в грязи, высказал тот мрачный тип, так похожий на арбитра, запали Вишнякову в душу. Он еще не все их повторил настырному менту. Было там сказано и такое, что Вишняков даже близкому человеку не повторил бы. Тогда он, правда, в их смысл не вникал, а мечтал о том, чтобы встретиться с обидчиком один на один. Ну, пьян был, задело за живое… Наутро-то даже с распухшей мордой в первую очередь подумал о контракте. А того гада постарался забыть, выкинуть из головы. Но вот что странно, после этого случая Вишняков намного сдержаннее стал на поле. Может быть, заграница тому была причиной, а может быть…

В общем, разбередили менты старые раны, и игра у него не заладилась. Все его передачи шли в ноги сопернику, обводка ему не давалась, отобрать мяч у чужих нападающих чисто тоже не мог – то и дело бил по ногам. Он видел, как благородная физиономия тренера, сидящего на скамейке в своей технической зоне, постепенно делается багровой, и понял, что на второй тайм он уже не выйдет.

Он кое-как доигрывал первую половину встречи и за минуту до конца даже получил неплохую передачу от Кевина, правого защитника. Была возможность прорваться по краю, и он рванул, напрягая все жилы, но за мячом все равно не успел – перед самым его носом тот выкатился за линию ворот, и Вишняков с разгона тоже выкатился, врезался в рекламные щиты и распугал фотокорреспондентов. Вот тут оно и случилось.

Полный досады на себя и на весь мир, злой, потный, в перемазанной грязью и травяной зеленью футболке, опустив голову, он стал подниматься, и тут перед самыми его глазами полыхнула фотовспышка. Он поднял голову, злобно оскалился и увидел прямо перед собой деловитую физиономию фотокорреспондента – коротко остриженные волосы, серые мрачноватые глаза, упрямая складка губ, твердая линия челюсти. Вишнякова словно ударили. Он отшатнулся и боком пошел обратно на поле, не в силах оторвать взгляд от этого неприятного, странно знакомого лица. В какое-то мгновение глаза журналиста торжествующе сверкнули, и Вишняков вдруг совершенно четко вспомнил этого человека. Это ведь про него он рассказывал накануне настырному менту! Это он с приятелем бил его в темной подворотне несколько долгих месяцев назад! Он думал, что Вишняков не запомнит в темноте его лица, но Вишняков запомнил. Зрение у него и память всегда были будь здоров.

Но ведь этот человек был судьей! А теперь он стоит с фотоаппаратом на бровке и щелкает кнопкой – сменил профессию? Вишняков встряхнул головой, будто отгоняя наваждение, и побежал к центру поля. На бегу он еще раз оглянулся, и ему показалось, что чертов судья смеется ему вслед.

Как и предполагал Вишняков, на второй тайм его не поставили. Тренер ничего ему не сказал, но так топорщил усы и так поджимал губы, что никаких сомнений не оставалось – он был крайне недоволен Вишняковым.

Но того это даже не расстроило. Из головы у него не выходила волевая ненавистная физиономия. Человек, который оскорбил его, унизил и чью обиду он вынужден был проглотить, чтобы не испортить карьеру, как ни в чем не бывало ходит по земле, чувствует себя прекрасно и даже имеет наглость снимать Вишнякова на пленку для своего идиотского репортажа. Отчего-то это казалось Вишнякову самым обидным.