Луиза Пенни - Разные оттенки смерти

Сейчас работа там шла гораздо быстрее, но ее затрудняло то, что они не знали ни года публикации рецензии, ни даже десятилетия. А старший инспектор еще больше усложнил им задачу.

– Вот, смотрите, – сказал один из младших агентов, поворачиваясь к Лакост. – Кажется, я нашел.

– Слава богу, – простонал другой.

Трое остальных столпились вокруг аппарата для чтения микрофишей.

– Увеличить можешь? – спросила Лакост, и агент кликнул по масштабной линейке.

Изображение на экране стало больше, четче.

Они прочли набранные жирным шрифтом слова: «Глубоко трогательный экспонат». А за этим следовала не столько рецензия, сколько издевательский монолог автора, обыгрывалось значение слова «движение» как применительно к движению общественному, так и применительно к движению фекальных масс при «естественных отправлениях».

Даже уставшие агенты читали и похохатывали.

Рецензия была какая-то подростковая, незрелая, но все же забавная. Это было все равно что видеть, как поскользнулся человек на кожуре банана. И упал. Никаких тонкостей. Но по какой-то причине смешно.

Изабель Лакост не смеялась.

В отличие от остальных она знала печальные последствия этой рецензии, которая закончилась не точкой в конце предложения, а трупом, лежащим в саду в начале лета.

Началось с шутки, а кончилось убийством.

Агент Лакост сняла копии с рецензии, чтобы четко была видна дата. Потом поблагодарила и отпустила агентов, села в машину и отправилась в Три Сосны. Убежденная, что везет с собой приговор.

Питер сидел в мастерской Клары.

Сразу же после ужина, прошедшего почти в полном молчании, она ушла поговорить с Мирной. Оказалось, что разговора с ним недостаточно. Он знал, что Клара его испытывала. И что в результате этих испытаний обнаружились его недостатки.

Ему всегда чего-то недоставало. Но до этого дня он толком не знал чего, а потому брал все, что мог.

Теперь он хотя бы знал.

Он сидел в мастерской Клары и ждал. Он знал, что здесь обитает и Господь. Не только в Святом Томасе на холме, но и здесь, в тесном пространстве с засушенными сердцевинами яблок, с жестянками, с засунутыми в них затвердевшими от краски кистями. С картинами.

Со здоровенной ногой из стеклопластика и «Воинственными матками».

По другую сторону коридора, в его идеальной чистой студии, было оставлено пространство для вдохновения. Все аккуратно, все прибрано. Но вдохновение ошиблось адресом и обосновалось здесь, а не у него.

Нет, подумал Питер, дело не только во вдохновении, которого он искал. Дело было в чем-то большем.

В этом-то и состояла проблема. Всю свою жизнь он принимал одно за другое. Он считал, что вдохновения достаточно. Он принимал творение за творца.

Он взял с собой в студию Клары Библию – не поможет ли. Возможно, Богу нужно доказательство его искренности. Он пролистал страницы, нашел апостолов.

Фома – то же имя, что у их церкви Святого Томаса. Фома неверующий.

Почему в Трех Соснах церковь назвали в честь неверующего?

А его собственное имя? Питер. Петр. Он был камень.

Чтобы провести время, пока Господь ищет его, Питер стал листать Библию – где еще встречается его имя.

Упоминаний, и хороших упоминаний, было немало.

Петр – камень, Петр – апостол, Петр – святой. Даже мученик.

Но Петр был чем-то еще. Что-то Иисус сказал Петру, когда апостол стал свидетелем чуда. Увидел, что человек идет по воде. И Петр, хотя и он сам тоже шел по воде, не поверил в это.

Не поверил всем свидетельствам, не поверил доказательству.

«Что вы так боязливы, маловерные?» [73]  Матфей, 8: 26.

Это было сказано о Петре.

Питер закрыл книгу.

Когда агент Изабель Лакост припарковала машину перед оперативным штабом, уже смеркалось. Она предупредила о своем приезде, и старший инспектор Гамаш с инспектором Бовуаром ждали ее.

Она прочла им рецензию по телефону, но они оба хотели увидеть ее своими глазами.

Она дала по копии каждому и теперь ждала реакции.

– Черт побери, – сказал Бовуар, пробежав текст.

Они оба посмотрели на Гамаша, который, надев очки, читал рецензию без спешки. Наконец он опустил руку с бумагой и снял очки.

– Хорошая работа. – Он с мрачным видом кивнул агенту Лакост.

Сказать, что ее находка была удивительна, значило ничего не сказать.

– Ну что, практически дело закрыто, да? – спросил Бовуар. – «Он естествен во всех своих проявлениях – творит произведения искусства так же легко, как отправляет физиологические потребности», – процитировал он, не глядя в рецензию. – Но почему так много людей помнили это неправильно?

– Время искажает человеческое восприятие, – сказал Гамаш. – Мы все знаем это по допросам свидетелей. Люди по-разному запоминают вещи. Заполняют какие-то пустоты.

– И что дальше? – спросил Бовуар.

Ему казалось ясным, что должно последовать.

Гамаш подумал секунду, потом обратился к агенту Лакост:

– Ну что, пригласишь гостя? Инспектор, сходи с нею.

Агент Лакост рассмеялась:

– Вы явно не ждете никаких неприятностей.

Она тут же пожалела о сказанном.

Но шеф улыбнулся:

– Я всегда жду неприятностей.

– Как и я, – сказал Бовуар и проверил пистолет.

То же самое сделала и Лакост. Они вдвоем отправились в темноту, а старший инспектор Гамаш сел и принялся ждать.

Вечер понедельника всегда был спокойным в бистро – половина столиков пустовала.

Лакост вошла и оглядела зал – она знала, что всегда лучше подстраховаться. Это помещение было ей хорошо знакомо и уютно, но это еще не означало, что оно безопасно. Большинство происшествий случаются рядом с домом, большинство убийств происходят дома.

Нет, время и место заставляли ее быть начеку.

Мирна, Доминик и Клара сидели за травяным чаем с десертом. Они тихо разговаривали за столиком у сводчатого окна. В дальнем углу у камина расположились художники Норман и Полетт. За столиком напротив них сидела Сюзанна и составившие ей компанию главный судья Тьерри Пино и Брайан в драных джинсах и поношенной кожаной куртке.

Дени Фортен и Франсуа Маруа сидели за одним столиком, Фортен рассказывал какой-то анекдот, казавшийся ему смешным. Вид у Маруа был вежливый и чуть скучающий. Андре Кастонге нигде не было видно.

– Après toi [74]  После тебя (фр.) . , – пробормотал Бовуар агенту Лакост при входе в бистро.

Почти все обратили внимание на двух полицейских. Поначалу посетители посмотрели на них, улыбнулись и вернулись к своим разговорам. Но мгновение спустя некоторые снова подняли голову, почувствовав что-то необычное.

Мирна, Клара и Доминик замолчали, глядя на полицейских, – те шли между столиков, за которыми сразу же воцарялось молчание.