Луиз Пенни - Жестокие слова

— Tabarnac, — услышали они его шепот.

— Что тут? — Гамаш подошел к нему, Лакост тоже, и они склонились к плоскому экрану.

На фотографии была паутина и слово.

«Вор».

— И что это значит? — спросил Бовуар, ни к кому не обращаясь.

Гамаш покачал головой. Как паук мог сплести слово? И почему именно это? То же самое слово было вырезано на деревяшке, которую они нашли под кроватью.

— Поросенок что надо.

Все посмотрели на Лакост.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Гамаш.

— Я вчера заходила в будку туалета и нашла там первое издание этой книги с автографом.

— О девочке по имени Джейн? — спросил Морен и тут же пожалел, что сделал это: все посмотрели на него, словно это он сказал «поросенок что надо». — Я нашел в хижине книгу, — объяснил он. — Ее написал какой-то тип по имени Каррер Белл.

Лакост смотрела недоуменным взглядом. У Гамаша взгляд был встревоженный, и Морен даже не хотел знать, с каким выражением смотрит на него Бовуар.

— Бог с ним. Продолжай.

— Это была «Паутинка Шарлотты» Э. Б. Уайта, — сказала агент Лакост. — Одна из самых моих любимых книжек в детстве.

— И моя дочь ее любила, — сказал Гамаш.

Он вспомнил, как снова и снова перечитывал книгу девочке, которая делала вид, что не боится темноты. Закрытого чулана, скрипов и стонов в доме. Он читал ей каждый вечер, пока она не засыпала.

Книга, которая лучше других успокаивала ее и которую он выучил почти наизусть, называлась «Паутинка Шарлотты».

— Поросенок что надо, — повторил он и рассмеялся низким раскатистым смехом. — Это книга о поросенке, которого ждет бойня. Паучиха по имени Шарлотта становится его другом и пытается спасти его жизнь.

— Она делает это, вплетая слова о нем в паутину, — объяснила Лакост. — Вроде «Поросенок что надо», отчего фермер начинает думать, будто поросенок Уилбур какой-то особенный. Книга, которая лежала в туалете, имела авторский автограф.

Гамаш покачал головой. Невероятно.

— И что, получилось? — спросил Морен. — Поросенка удалось спасти?

Бовуар посмотрел на него с презрением. Но в то же время он должен был признать: ему тоже хотелось узнать, что случилось с поросенком.

— Удалось, — сказал Гамаш.

Тут брови его нахмурились. В реальной жизни пауки не оставляют надписей в своих паутинах. Кто же это сделал? И зачем? И почему «вор»?

Ему не терпелось вернуться в хижину.

— Там есть кое-что еще.

Все глаза снова повернулись к простачку-агенту.

— Я говорю о туалете. — Он повернулся к Лакост. — Вы там ничего не заметили?

— Ты хочешь сказать, кроме первого издания с автографом автора и долларовых купюр вместо туалетной бумаги?

— Не внутри. Снаружи.

Лакост подумала и отрицательно покачала головой.

— Наверное, было слишком темно, — сказал агент Морен. — Я воспользовался туалетом вчера вечером и тоже ничего не заметил. Только сегодня утром.

— И что же это? Не тяни уже душу, — резко сказал Бовуар.

— Там есть тропинка. Она ведет к туалету, но не обрывается возле него, а продолжается дальше. Я пошел по ней сегодня и вышел сюда.

— К оперативному штабу? — спросил Бовуар.

— Нет, не совсем. Тропинка попетляла по лесу и вышла вон туда. — Он показал на холм над деревней. — Я пометил то место, куда она выходит. Думаю, что смогу его найти снова.

— Это было глупо с твоей стороны, — сказал Гамаш. Вид у него был строгий, и голос звучал холодно. Морен тут же покраснел. — Никогда, ни в коем случае не ходи по лесу один. Ты мог потеряться.

— Но вы бы меня нашли, разве нет?

Они все знали, что Гамаш нашел бы его. Если он нашел их один раз, то нашел бы и во второй.

— Это был ненужный риск. Никогда больше так не делай. — Карие глаза Гамаша смотрели с укоризной. — Подобная ошибка могла стоить тебе жизни. Или кому-то другому. Никогда нельзя расслабляться. В лесу всюду таятся угрозы. В том числе и со стороны убийцы, которого мы ищем. Ошибка могла стать роковой.

— Я понял, сэр.

— Хорошо, — сказал Гамаш. Он встал, и остальные тоже вскочили на ноги. — Покажи нам, куда выходит эта тропинка.

Оливье стоял у окна своего бистро, не слыша разговоров и смеха клиентов за спиной. Он видел, как Гамаш и остальные идут по гребню холма. Они остановились, вернулись немного назад, снова прошли вперед. Даже издалека Оливье видел, как Бовуар сердито жестикулирует, выражая недовольство молодому агенту, у которого всегда был такой растерянный вид.

«Все будет в порядке, — повторял он про себя. — Все будет в порядке. Улыбайся».

Наконец группка полицейских перестала ходить туда-сюда. Они смотрели на лес, а Оливье смотрел на них.

И тут на него словно обрушилась волна, вытолкнула из его груди воздух, который он долго задерживал. Стерла фальшивую улыбку с его лица.

Он почти испытал облегчение. Почти.

— Вот она, — сказал Морен.

Он пометил это место, привязав к ветке свой ремень. Когда он это делал, такое решение казалось ему умным. Но теперь, во время поисков тонкого коричневого пояса на опушке леса, он понял, что идея была не такой уж блестящей.

Но они его нашли.

Гамаш посмотрел на тропинку. Если ты знал, что она здесь, то дальше проблем не возникало. Она почти кричала о себе. Это напоминало оптические иллюзии, внедренные в картину: если ты раз их увидел, то потом уже не можешь отделаться от их присутствия. Тигр в посудной лавке, космический корабль в саду.

— Я присоединюсь к вам в хижине, когда смогу, — сказал Гамаш и вместе с Лакост проводил взглядом Бовуара и Морена, которые направились в лес.

У него было такое ощущение, что они, как монахини, находятся в безопасности, когда не в одиночестве. Он понимал, что это самообман. Но его такое положение устраивало. Он смотрел, пока две фигуры окончательно не скрылись из виду. Но еще подождал немного — пока не стихли их шаги. И только после этого направился вниз — в Три Сосны.

Питер и Клара Морроу находились в своих студиях, когда раздался звонок. Звук был странный, почти пугающий. Никто из их знакомых не пользовался звонком — они просто входили и располагались, как их душе угодно. Как часто Клара и Питер обнаруживали в своей гостиной Рут? Она в десять утра частенько возлежала на диване, читая журнал и попивая мартини. Роза обычно устраивалась на потертом ковре рядом. Клара и Питер считали, что нужно пригласить священника, чтобы избавиться от них.

Не раз они обнаруживали в своей ванной Габри.

— Есть кто-нибудь дома? — певуче произнес низкий голос.

— Я впущу, — сказала Клара.

Питер не дал себе труда ответить. Он бродил по своей студии, описывал круги у мольберта, подходил поближе, потом удалялся. Возможно, его мозг, как и всегда, был занят искусством, но сердце находилось где-то в другом месте. С того дня, когда известие о предательстве Марка Жильбера поразило деревню, Питер не мог думать ни о чем другом.