Луиз Пенни - Жестокие слова

Он закрыл глаза. Повернулся на левый бок, потом на правый. Открыл глаза, уставился в огонь, тлеющий в камине. Хижина теперь меньше пугала его. Напротив, она даже казалась уютной.

Морен ударил несколько раз кулаком по подушке, чтобы взбить ее, но наткнулся на что-то твердое.

Он сел, взял подушку, прощупал ее. Да, несомненно, кроме перьев, внутри было что-то еще. Он встал, зажег масляную лампу, вытащил подушку из наволочки. В подушке обнаружился глубокий карман. Осторожно, словно ветеринар, ощупывающий беременную кобылу, Морен засунул внутрь руку по локоть. Его пальцы нащупали что-то твердое, шишковатое.

Он вытащил этот предмет, поднес его к лампе. Увидел изящную резьбу. Мужчины и женщины на паруснике. Они стояли лицом к носу корабля. Морена поразило мастерство резьбы. Тот, кто сработал эту вещь, сумел передать восторг путешествия. Такой восторг Морен и его сестра ощутили детьми, когда с семьей путешествовали на машине в Абитиби или Гаспе.

Он узнал счастливое предвкушение на лицах путешественников. Приглядевшись, он увидел, что у большинства из них сумки и мешки, что это люди разного возраста — от грудных младенцев до стариков и немощных. Некоторые пребывали в восторге, другие — в ожидании, третьи — в спокойном удовлетворении.

Все были счастливы. И корабль полнился надеждой.

Паруса невероятным образом тоже были вырезаны из дерева, истонченного до толщины материи. Морен перевернул парусник. На днище было что-то процарапано. Он поднес надпись к лампе.

НЭШЬШ

Может, это имело какой-то смысл на русском? Агент Лакост, увидев иконы, решила, что убитый был русским. Может, это его имя?

Потом в голову Морену пришла одна мысль. Он вернулся к кровати и потрогал другую подушку, лежавшую под первой. Там тоже обнаружилось что-то твердое. Из второй подушки он извлек еще одну скульптуру, тоже деревянную и такую же детализированную. Эта резная скульптура изображала мужчин и женщин, собравшихся на берегу и смотревших на воду. Некоторые казались встревоженными, но большинство имели удовлетворенный вид. Снизу на этой скульптуре тоже были процарапаны буквы.

ИРБЬЯГГР

Перевернув скульптуру, Морен поставил ее рядом с первой. Обе передавали ощущение радости, надежды. Он смотрел на них, они притягивали его взгляд, как никогда не притягивал экран телевизора.

Но чем больше он смотрел, тем тревожнее ему становилось — как будто что-то наблюдает за ним. Он заглянул в кухню, потом окинул взглядом комнату. Вернувшись к резным скульптурам, он удивился, почувствовав, что они источают ощущение тревоги.

Ему почудилось какое-то движение за спиной, и он быстро повернулся к темной комнате, мгновенно пожалев, что не зажег больше ламп. Его внимание привлекло какое-то посверкивание. Высоко наверху. В самом дальнем углу хижины. Может, это чьи-то глаза?

Взяв полено, он стал осторожно приближаться. Когда он подошел, сверкание начало обретать некую форму. Это была паутина, отражавшая мягкое сияние лампы. Но в паутине было что-то необычное. Когда его глаза привыкли к сумеркам, волосы на его голове встали дыбом.

В паутину было вплетено слово.

«Вор».

На следующее утро все уже сидели за столом, когда появился агент Морен, ужасно растрепанный. Они посмотрели на него, и агент Лакост указала на место рядом с собой, где неожиданно для молодого агента его ждали крепкий кофе с молоком, яичница, бекон и толсто нарезанный тост с вареньем.

Морен проглотил еду, выслушал последние сообщения, а потом настал его черед.

Он положил на стол две резные скульптурки и медленно подвинул их к середине. Они были такими живыми, что казалось, будто кораблик поймал ветер в паруса и движется сам по себе, а люди на берегу в нетерпении ждут его прибытия.

— Это что? — спросил Гамаш, поднимаясь со стула и обходя стол, чтобы разглядеть находку получше.

— Я нашел их вчера вечером. Они были спрятаны в подушках на кровати.

Трое полицейских смотрели в недоумении.

— Ты шутишь, — сказала Лакост. — Неужели в подушках?

— Они были зашиты в подушки. Хорошо спрятаны, хотя я не уверен, прятал он их или защищал.

— Почему же ты не позвонил? — спросил Бовуар; он оторвал взгляд от скульптур и уставился на Морена.

— Нужно было позвонить? — Пораженный, Морен переводил взгляд с одного полицейского на другого. — Я думал, мы все равно до утра ничего не сможем предпринять.

Он очень хотел позвонить и лишь огромным усилием воли остановил себя и не стал будить их всех. Он не хотел показывать своего страха. А теперь по их лицам он видел, что поступил неправильно.

Он боялся всю свою жизнь, и всю его жизнь страх мешал ему принимать правильные решения.

— В следующий раз звони, — сказал шеф, строго глядя на него. — Мы команда, мы должны знать всё.

— Oui, patron.

— Отпечатки с них сняты? — спросил Бовуар.

Морен кивнул и поднял конверт:

— Отпечатки здесь.

Бовуар выхватил конверт из его руки и понес к компьютеру, чтобы просканировать. Но и оттуда его взгляд постоянно возвращался к двум скульптурам.

Гамаш наклонился над столом, разглядывая вещицы через свои полукруглые очки.

— Они весьма примечательны.

Радость маленьких деревянных путешественников была ощутима. Гамаш наклонился, чтобы его глаза были на одном уровне с резными скульптурами — они теперь плыли на него. Эти две скульптуры казались двумя частями одного целого. Корабль, наполненный людьми, плыл к берегу. А другие счастливые люди ждали его.

Так почему же он испытывал беспокойство? Почему он хотел предупредить пассажиров: «Развернитесь и плывите в другую сторону»?

— Там снизу на них что-то написано, — сказал Морен.

Он взял одну из скульптур и показал ее шефу, который посмотрел, потом передал ее Лакост. Бовуар взял другую скульптуру, увидел на ней ряд букв. «Чепуха какая-то», — подумал он, хотя и чувствовал, что они несут какой-то смысл. А какой — им предстояло выяснить.

— И что это значит? — спросил Морен.

Трое более опытных полицейских переглянулись.

— Понятия не имею, — признался старший инспектор. — Большинство резчиков помечают свои работы, подписывают их так или иначе. Может быть, и этот автор расписался таким образом?

— Тогда почему подписи разные? — спросил Морен.

— Справедливое замечание. Я в недоумении. Возможно, суперинтендант Брюнель нам объяснит. Она приедет сегодня утром.

— Я нашел еще кое-что, — сказал Морен. — Сделал фотографию. Она пока у меня в аппарате. Видно не очень хорошо, но…

Он включил свою цифровую камеру и протянул ее Бовуару, который мельком взглянул на фото.

— Слишком маленькая, ничего не видно. Нужно сбросить ее на компьютер.

Они продолжили разговор, а Бовуар сел за компьютер и перегрузил изображение.