Евгений Сухов - Воровской дозор

Дорбик попался с поличным, когда принимал краденый груз от одного из внедренных агентов. Тогда его, пренебрегая рекомендациями Интерпола, посадили в крепость, как думалось, на ближайшие десять лет. Однако дело развернулось совсем иначе – вновь вмешался Интерпол, причем на самом верхнем уровне, и в камеру к Дорбику зачастили адвокаты. Интерпол вел какую-то свою сложную игру, не желая выдавать старика российской стороне, и ссылался на то, что для экстрадиции недостаточно доказательств, хотя их набралось на двадцать шесть томов (причем только по самым громким делам).

Несколько месяцев назад генерал-майор Полуянов решил, не поставив в известность Интерпол, вести переговоры о его выдаче напрямую с Парижем. Уже был согласован срок, цель и час, когда полицейские привезут Дорбика в Шереметьево, но в самый последний момент из Парижа позвонил комиссар и сообщил о том, что тот бежал. Причем комиссар был не на шутку раздосадован и наотрез отказался делиться подробностями, сославшись на служебное расследование.

Генерал-майор Полуянов лишь покачал головой. Трудно было представить Дорбика перелезающим через забор. Скорее всего, внутри тюрьмы ему помогли всесильные «доброжелатели». В этом деле было много непонятных страниц. Не исключено, что Интерпол просто пошел с ним на сделку, предоставив свободу в обмен на картины, которые были им украдены. Такое тоже происходит нередко.

Полуянов стал думать о том, что Дорбик, сделав пластическую операцию, отошел от дел, а то и просто где-то тихо скончался в окружении многочисленных родственников (все-таки возраст у него был почтенный), но бессмертный старик неожиданно вновь проявил себя в Италии, где организовал кражи полотен Граначчи Франческо и Филиппино Липпи.

Он появился так же неожиданно, как и пропал, но генерал-майор всерьез надеялся, что итальянская полиция не собьется со следа.

Полуянов внимательно рассматривал фотографию Дорбика. Седой. Худой. С глубоким пронизывающим взглядом. Ну, что еще? Весьма интеллигентная внешность, какая подошла бы профессору университета. По его виду никак не скажешь, что это – один из главных контрабандистов Европы по произведениям искусства. И следовало отдать ему должное – разбирался он в произведениях искусства как настоящий специалист. Особенно был силен в итальянской живописи позднего Ренессанса. Его интересовала Флоренция, где только в одних запасниках хранились такие впечатляющие шедевры, каких не отыщешь во всех знаменитых музеях, вместе взятых.

Правда, в последнее время о Дорбике совершенно ничего не слышно. Ведь он старый прожженный лис, побывавший во многих переделках, чувствующий опасность за версту, затаился в какой-то норе и даже хвост наружу не показывает. Имелась неподтвержденная информация, что человек, очень похожий на него, был встречен в Лондоне под именем Уайт, но эту информацию следовало перепроверить.

Вошедший секретарь, двадцатишестилетний старший лейтенант со старинным именем Кузьма, заставил его оторваться от бумаг.

– Товарищ генерал-майор, к вам Хабаков из следственного отдела.

– Пусть заходит, – произнес Полуянов, закрывая папку.

Арсений вошел, как всегда прямой, с расправленными плечами. Застыл у дверей, дожидаясь приглашения, и, получив его, четким шагом устремился к предложенному стулу.

– Ты по поводу Феоктистова? – спросил генерал.

– Так точно!

– Секретарь уже доложил мне… Значит, часть коллекции обнаружилась в Лондоне?

– Именно так. Здесь все бумаги, – пододвинул Хабаков подготовленную папку. – Все сопроводительные документы, указывающие на то, что миниатюры принадлежат именно ему. На одну сохранилась даже квитанция из антикварного магазина.

– Феоктистов аккуратен.

– Да, этого у него не отнять! Остальные его миниатюры неоднократно экспонировались на международных выставках. Никаких вопросов, кому принадлежат миниатюры, возникнуть не должно.

Полуянов открыл пододвинутую папку и внимательно ознакомился с содержимым. Оформлено грамотно, со всеми требованиями. Документы снабжены фотографиями, где улыбающийся Феоктистов позирует на фоне украденных миниатюр (как знал!). Многочисленные упоминания в прессе о его коллекции с цветными снимками, копии заключения экспертов…

Отложив папку в сторону, генерал сказал:

– Сегодня же передаю материал в работу. Хочу тебе честно признаться, в последнее время у нас с Интерполом не самые безоблачные отношения. В первую очередь они работают на собственные интересы и свой имидж, и нам приходится все это учитывать… Ладно, это уже моя забота. Официальное заявление написано, а там пусть они сами решают… Со своей стороны я сделаю все возможное, чтобы дело не тормознули. Только учти, материальные ценности здесь очень большие, кроме того, есть еще такое понятие, как международная мафия, именно она занимается кражей произведений искусства, поэтому операцию мы будем проводить в режиме строжайшей секретности. Договорились?

– Так будет даже лучше, – охотно согласился Хабаков.

– А теперь иди, майор, мне еще нужно работать.

Пошел уже пятнадцатый год, как майор Жак Шатильон служил в Интерполе, сюда он пришел практически сразу после окончания исторического факультета Парижского университета. Жак прекрасно разбирался в искусстве, неудивительно, что его профессиональные знания и должное прилежание были замечены. В прошлом году, в тридцативосьмилетнем возрасте, он вошел в Генеральный секретариат Интерпола, где стал курировать преступления в сфере культуры и искусства, и с большим энтузиазмом взялся за новую работу.

Служба была его страстью, хобби и в какой-то степени заменяла семью. Именно о таких, как он, говорят: «Женат на работе». Хотя с семьей тоже было все в порядке. Женился он по любви на однокурснице, которая подарила ему двух чудных мальчиков-погодков. И в свой небольшой домик на окраине Леона он всегда возвращался с работы как в тихую надежную гавань, не знающую штормов. Единственное, что портило нервы, так это совещательный орган Интерпола – Исполнительный комитет, собиравшийся трижды в год.

Главные функции исполкома – это, в первую очередь, строжайший контроль за деятельностью генерального секретаря и исполнением решений ассамблеи. Именно в этот период генеральный секретарь (американец с итальянскими корнями) становился на редкость раздраженным, выглядел мрачновато, бывал придирчив. И сотрудники завели себе за правило – за неделю до собрания Исполнительного комитета стараться встречаться с ним как можно реже.

Так что в последние несколько дней, позабыв про текущую работу, Жак Шатильон был занят тем, что готовил материал для шефа к предстоящему собранию.