Сергей Майоров - Иллюзия смерти

Дверь в купе была закрыта. Если там не переодеваются какие-то пассажиры, есть шанс, что всю дорогу я проведу в одиночестве. И слава богу. После таких встреч возникает необходимость побыть в тишине, отдохнуть от людского говора.

Я откинул дверь и остановился на пороге.

Артур сидел на нижней полке у окна. Он положил локти на столик и равнодушно разглядывал перрон. Мое появление ничего не изменило.

Перешагнув далеко за середину жизни, нелепо дурака валять. Поэтому я просто забросил сумку на верхнюю полку, расстегнул плащ и сел напротив. Непонятно только, зачем все это учинил. Ведь Артур тоже не молод.

— Решили оттянуть встречу с отцом? — поинтересовался я, распутывая галстук. — Вас не мучает чувство вины, привитое с детства?

Он оторвал взгляд от перрона и всмотрелся в меня так, словно видел впервые.

— Я задам тот же вопрос. Зачем?

Поймет ли?

— Видите ли, мой мальчик… — Я все-таки решил рискнуть. — В нашем мире, чуть тронутом бескорыстием и благородством, ежедневно совершается одна тысяча четыреста двадцать четыре убийства. Я думаю, этими цифрами нас хотят не запугать, а успокоить. Одно убийство в минуту на ста сорока девяти миллионах квадратных километрах суши — это не так уж много. Мне кажется, это примерные цифры — я об убийствах.

К почти полутора тысячам покойников следует добавить и казненных, а также тех, кто отдал богу душу в больницах. Во многих странах, тронутых бескорыстием и благородством, принудительная смерть не считается убийством, если жертва скончалась в руках врачей.

Но многократно умножить количество официально убиенных позволило бы разрешение причислить к миру теней пропавших без вести. Мир, тронутый бескорыстием и благородством, почему-то стесняется признавать очевидные факты. Мне кажется, что если из миллиона таких вот пропавших найдется потом хотя бы тысяча, то куда разумнее было бы считать всех прочих убитыми, нежели из благородства подозревать, что они живы.

Понятие «пропавший без вести» мне вообще кажется лишенным смысла. Потому что я точно знаю — если человек не вернулся на своих ногах домой к тому моменту, когда знающие его люди уже спятили от горя, значит, он убит. Если тело его не обнаружилось в первые семь дней поисков, значит, оно надежно спрятано. Вы понимаете, о чем я говорю? Спрятано. Это значит, что к процессу его исчезновения без вести причастен человеческий мозг. Ну и руки, разумеется.

— Вы издеваетесь надо мной? — не повышая голоса, спросил он.

— Нисколько. — Я развязал галстук, бросил его на полку и тоже положил локти на столик. — Пропавшего без вести, хорошо спрятанного человека ищут по известному сценарию. Мне же всегда хотелось посмотреть, как это будет происходить рядом с трупами, развешанными на березах.

Я занимаюсь этим всю жизнь. Моя профессия — выслушивать последние слова тех, кто выбран мной для эксперимента. Людям, ищущим убийцу, нужна самая пригодная версия. Так меньше правды, но и хлопот тоже. Я даю им ее. Версию, не имеющую ничего общего с правдой. Не припомню случая, чтобы это не сработало.

Я странствую по свету, ищу справедливость в зрелом возрасте с тем же усердием, с каким вы искали ее в детстве. Я остановлюсь, когда пойму, что людям нужно не раскрытие убийства, а правда о нем. Но мне кажется, что конца моему эксперименту не будет.

— Ну зачем вы так мрачно?! — Артур вразнобой моргнул. — С удовольствием сообщаю вам радостную новость: ваш эксперимент закончен.

— Это вряд ли, — позволил я себе усомниться, поскольку у меня имелись к тому все основания.

Поезд загремел сцепкой, и нас качнуло.

— Что ж, до ближайшей станции пять часов, Артур. Мы снова стали собеседниками. Кстати, почему вас не выгоняют?

— Я заплатил проводнице в оба конца, — объяснил он. — Да и вагон практически пуст, как она сказала. В общем, не знаю, что именно решило вопрос.

— Вот мерзавцы, — огорчился я. — А мне — билет у туалета при пустом вагоне. Однако позвольте мне отложить суть главной темы на потом и спросить, где я ошибся?

— На деде Пеше.

— Не понял.

— Я не говорил вам, что тракторист отдал сапоги слепому старику. Для меня это новость. — Артур выложил на столик сигареты и зажигалку. — Значит, это сделал кто-то другой. Убийца, стало быть, не тракторист. Выходит, что это вы.

Годы. От их груза никуда не денешься. Коньяк тут ни при чем. Это годы.

— Сапоги, — разочарованно процедил я. — Так вот что заставило вас искать меня теперь уже осмысленно.

Артур не сводил с меня глаз.

— Тракторист не спрятал их за спинку сиденья, как вам показалось, а выбросил в канаву. Вероятно, вы были слишком заняты звездочкой, которую я вам подарил. А я увидел и тут же решил надевать их, выходя в город для своих дел. Странно, не находите? Я воспользовался сапогами тракториста только для того, чтобы не оставлять на месте преступлений следы солдатской обуви, а вышло так, что подозрение пало на него. Все из-за вас!.. Но однажды я направился в город в своих сапогах. — Тут я замолчал, думая, стоит ли заставлять Артура нервничать.

Но парень, кажется, был сделан из стали, поэтому я решился и продолжил:

— В ту ночь шел дождь, резиновые сапоги для самоволки не годились. Кстати, я не собирался тогда делать ничего предосудительного. В ту самую ночь, когда вы отправились искать своего отца, я двинул к подружке в город и увидел ребенка, бредущего по дороге. Мои планы изменились. Только случайности спасли нас обоих. Проклятая волейбольная сетка!.. Я выбежал на улицу почти слепым. К счастью, ваш отец отказался от преследования. — Я посмотрел ему в глаза. — Меня теперь вы тоже назовете больным сукиным сыном?

— У меня еще будет для этого достаточно времени. А пока я весь внимание.

— Ну, не знаю. — Я улыбнулся. — Будет ли?.. Всех, кто не похож на вас, вы считаете больными сукиными сыновьями. Между тем и ваш папа, и отец Михаил учили вас любить всех людей. Но их проповеди пролетели — теперь это ясно! — мимо ваших ушей. Так чем же плох я, хотя и не любящий всех людей, но и не делящий их на плохих и хороших?

Наконец-то окно перестало его интересовать. Он привалился спиной к стенке купе, дотянулся до сигарет, закурил, а потом подвинулся и с грохотом закрыл дверь ногой. Ну и хорошо. Все равно кто-то из нас должен был это сделать.

Артур посмотрел на меня долгим взглядом. То ли он разыскивал на моем лице ответы на свои вопросы, то ли пытался найти в моих словах больше смысла, чем я в них вкладывал.

— Постоянно убивать и жить в страхе, — прошептал он. — Вы прячете его за дешевыми объяснениями, длинными как жизнь и бессмысленными как смерть. Он не покидает вас и сейчас. Уже дважды без особой нужды вы намекнули мне, что для кого-то из нас эта поездка будет последней. Да разве же я спорю? Я с вами согласен. Но страх живет только в одном из нас. Знаете, почему это так? Потому что мне удача должна была улыбнуться только раз, вам же везение необходимо на всю жизнь.