Йорген Брекке - Царствие благодати

— Вы кто? — наконец спросил он.

Она засмеялась. Очевидно, она давно почувствовала его неуверенность и не сочла его невоспитанным. «Такая любого раскусит в два счета», — подумал он. Нравится ему это качество или нет, он до конца не решил.

— Сири. — Она беззлобно рассмеялась, обошла стол и протянула руку для приветствия. — Сири Хольм.

Тут до него наконец дошло.

— Так вы — наша новенькая? — Он изобразил на лице нечто напоминающее улыбку. — Догадался. Обычно в эту часть библиотеки мы посторонних не пускаем, вы наверняка уже в курсе. Скажите, вы здесь одна? Вы разве не с понедельника на работу выходите?

Она взглянула на него с напускной суровостью.

— Доктор Ваттен [7] Игра слов. Фамилия доктора Ватсона по-норвежски произносится как «Ваттен». , я полагаю?

— Совершенно верно. Йун Ваттен. Я здесь отвечаю за безопасность. — Ваттен настолько привык к своему прозвищу, что не удивился, когда новая знакомая так его назвала. Он и вправду защитил диссертацию, и не абы какую, о самом Архимеде, однако работал по большому счету сторожем в университетской библиотеке. Прозвище свое он рассматривал как проявление уважения, сочувствия и своеобразного трендского юмора.

— Я о вас слышала, — сказала она с улыбкой, по которой никак нельзя было догадаться, что же именно она о нем слышала. — Вы не библиотекарь.

Он не нашелся с ответом.

— Зовите меня просто Йун, — не к месту ляпнул он.

— Хотя вы похожи на библиотекаря, — продолжала свою мысль Сири Хольм. — Из всех, с кем я тут познакомилась, вы похожи на библиотекаря больше всех. Забавно, что как раз вы им и не являетесь.

У Ваттена закружилась голова. Он поискал глазами стул. Возле стола ни одного не оказалось. Тут никогда никаких стульев не стояло. Ему страшно захотелось развернуться и уйти к себе в кабинет, чтобы присесть, но вот так ретироваться без единого слова он не мог. Это выглядело бы слишком недружелюбно даже для него.

— А как должен выглядеть библиотекарь? — спросил он, не сомневаясь, что вопрос прозвучал неразборчиво.

— Дело не во внешности. Эти ваши движения, жест, которым вы ерошите волосы… не знаю, как сказать точнее.

Она засмеялась. И этот ее смех со всей убедительностью говорил, что ему не следует придавать большого значения ее словам, это простая болтовня, а они по-прежнему два чужих друг другу человека, которые только что познакомились, если, конечно, им не захочется, чтобы здесь началась какая-нибудь история. Его этот смех покорил. Он так и остался стоять, внутренне мечтая научиться тому же. Мелочам социального взаимодействия. Общение никогда ему не давалось — ни раньше, ни теперь.

Дурнота и желание побыстрее убраться к себе в кабинет куда-то пропали.

— Вы так и не ответили на мой вопрос, — только и осмелился он сказать.

— На какой вопрос?

В этот миг дверь одного из кабинетов раскрылась и появился ответ на вопрос, который он собирался повторить. Сири Хольм была не одна. Гунн Брита Дал во всем своем великолепии, библиотекарь, на чье место заступала Сири Хольм, вошла в комнату. Она укоротила свои рыжие волосы? Сегодня определенно с ней что-то было не так.

— А, привет, Йун, — сказала она не глядя, уткнувшись носом в какой-то каталог. — Я как раз ввожу Сири в курс дела. Приходится заниматься этим сегодня, поскольку в Ротволле я уже приступила к своим обязанностям.

— Понятно. А я просто шел к себе в кабинет, — отозвался Ваттен и направился было к двери. Он уже развернулся, когда почувствовал, как Сири Хольм хлопает его по плечу. Она снова засмеялась и сказала:

— Мы будем часто видеться.

Он не ответил. Просто вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Войдя к себе, он торопливо опустился на стул. Он не знал, что и думать, поэтому просто разгладил отвороты штанов, которые еще не просохли с дороги.

У Тронхеймсфьорда, 1528 год

Францисканец сошел на землю в Хитре, в нескольких дневных переходах от Тронхейма. Его это устраивало — в лодке он долгое время сидел почти неподвижно и уже мечтал размять ноги. Первая часть пути пролегала через остров к переправе, откуда ходил паром до большой земли. На другой стороне пролива раскинулось поселение. Если идти вдоль фьорда, то рано или поздно он придет в город. Предстоящая дорога нисколько его не смущала. Напротив, по пути он рассчитывал делать долгие остановки. Он собирался провести несколько дней в лесу, прежде чем начнет искать себе пристанище. И не потому, что в этих краях трудно найти хозяев, готовых приютить монаха вроде него. Лютерова ересь в этих землях охватила в основном знать. Богатым и власть имущим она нужна, чтобы, прикрываясь ею, выдавать свою жадность за добродетель. А простой народ по-прежнему блюдет истинную веру. Он это твердо знал. Однако важнее всего сейчас были покой и тишина, не нарушаемые даже любезными расспросами доброго хозяина. Во время остановок в пути он будет работать, работать не покладая рук.

Хочется, чтобы пергамент получился безупречным. Он его еще даже не выскреб толком. Сначала нужно соорудить раму.

В первый вечер он сделал привал на холме. С холма видно было темное море, от которого он успел довольно далеко уйти. Чтобы согреться, монах развел костер. В купленной в Бергене кожаной сумке лежали ножи цирюльника. При свете огня он взял один и стал внимательно его рассматривать. Представил себе этот нож в руках цирюльника, на вид таких мясистых и грубых, однако способных выполнить самую тонкую работу. Цирюльник все делал руками. Резал, любил, наказывал. Монах хорошо помнил, как эти руки работали. Знал, как груба кожа на подушечках пальцев. Отцовское похлопывание по плечу, нечаянную ласку у рабочего стола и дьявольскую хватку на горле. С этими мыслями он и заснул.

На следующее утро монах взял нож и пошел в лес за основой для рамки. Порядком устав, вернулся с четырьмя прямыми и мягкими в это время года ясеневыми прутьями. Концы он обстругал в форме клиньев, соединил прутья между собой и закрепил углы крепкой пеньковой веревкой, которой запасся еще в Бергене. Согнул и подергал раму, испытывая на прочность. Результатом он остался доволен. Теперь можно натягивать кожу.

Тронхейм, сентябрь 2010 года

Заветное кресло стояло на самом верху библиотечной башни. Совсем не дорогое кресло. Ваттен купил его на блошином рынке. Последующее изучение мебельных каталогов показало, что ему досталась самая дешевая модель фирмы Бухус [8] Крупнейшая норвежская мебельная сеть. : обивка из искусственной кожи, а само кресло чересчур круглое и пуфикообразное, очевидно, ради завоевания дизайнерских наград, но все равно очень удобное. Ваттен пришел к выводу, что любой человек, если только он не имеет привычки переживать из-за таких пустяков, как мода и стиль, назовет его удачным приобретением.