Лина Бенгтсдоттер - Беатрис [Литрес]

Он указал на Жердяя, который улыбнулся мне своей беззубой улыбкой. По нему непохоже было, чтобы он ломал голову над чем бы то ни было.

— Я ненадолго, погостить, — ответила я.

— Ты похудела, — сказал Лассе и ущипнул меня за голую руку. — Надеюсь, они тебя не обижают в этом месте? Или мне стоит взять с собой Стена-Хенрика и Жердяя и поговорить с ними?

— Если понадобится помощь, я тебе сообщу.

— Мы тут же приедем. Только сними трубку — мы тут же приедем и спасем тебя. Ты знаешь, Сара. Ради дочери Свенки мы сделаем все.

— Спасибо, — ответила я. — Мне приятно это знать.

Лассе широко улыбнулся. Похоже, он и сам не понимал, что никого не в состоянии спасти, даже самого себя.

— Ты что, всех тут знаешь? — удивилась Лу, когда мы сели в баре и я кивнула тетке, держащей прилавок на площади.

— По крайней мере, я знаю, кто есть кто, — ответила я. — Поселок-то маленький.

Я замолчала, увидев Юнаса, выходящего из кухни. Он замер на месте, увидев меня.

— Так ты вернулась? — спросил он.

— Нет, я ненадолго.

— Я пытался тебе дозвониться, но…

— Знаю, — ответила я. — Но на меня так много всего навалилось.

— Может, ты нас познакомишь? — спросила Лу.

— Юнас, это Лу, — сказала я.

— Привет, Лу, — сказал Юнас.

— Привет! — сказала Лу.

— Так чего желают дамы? — спросил Юнас и вытер руки о кухонное полотенце, висевшее у него на поясе.

— Как обычно, — ответила я.

Лу спросила, что бывает обычно, и Юнас ответил, что лакричные шоты.

— Ой нет, — замахала руками Лу. — Они так быстро кончаются!

— Но не такие, — возразила я, кивнув на Юнаса, который налил мне полстакана.

— Придете потом в магаз? — спросил Юнас. — Я заканчиваю в одиннадцать, и потом пойду туда.

— А что такое магаз? — удивилась Лу.

— Место, где нужно быть , — ответил Юнас.

Прихватив с собой стаканы с лакричными шотами, мы пошли и уселись за единственный свободный столик у окна. Я огляделась. Семь месяцев я не была здесь, но сейчас мне показалось, что гораздо дольше. Все было как прежде, и вместе с тем по-другому. Не хватало папы. Он не стоял в баре, не угощал всех пивом на деньги, которых у него не было; сегодня он не ввалится домой под утро, не начнет блевать, обмочившись в штаны.

То время ушло безвозвратно.

Чарли проснулась в гостиничной постели одна. Прошло несколько секунд, прежде чем она вспомнила ночь, вино, Грегера. Она приготовилась испытать страх и панику, но ничего такого не появилось.

Часы показывали половину восьмого. Они должны были встретиться в участке через полчаса. Поднявшись, Чарли констатировала, что она в приличном состоянии — похмелье придет позже или не придет совсем.

Грегер сидел за завтраком, когда она прошла мимо, чтобы взять себе яблоко и налить кофе.

— Все хорошо? — спросил он.

— Вполне.

Ей почему-то не удавалось посмотреть ему в глаза. Все то, что вчера казалось таким естественным и правильным, сейчас стало… то есть… хм, как бы это лучше выразить? Неловко и неуместно. Она испытывала замешательство и дискомфорт. Впрочем, она сама решает, какое этому дать определение — пусть это будет приятное времяпрепровождение. Это не должно создавать проблем в будущем, если они оба согласны с такой формулировкой.

Пока они ехали в участок, Грегер сам завел разговор.

— То, что произошло, — проговорил он, не сводя глаз с дороги. — В смысле, ночью. Это…

— Что вышло, то и вышло, — перебила Чарли, не дав ему закончить.

Она почувствовала, что проблемы возникнут в любом случае, как бы он ни продолжил фразу. Если бы он намекнул, что хочет изучить то новое чувство, возникшее между ними, у нее начнется паника, а если он скажет противоположное, она обидится. А сейчас у них есть дела поважнее, чем анализировать, что между ними произошло и почему. Что было, то было.

Чарли оглядела белую доску, облепленную фамилиями и фотографиями. Казалось, следствие разрастается в ширину, но не в глубину.

Бюле вычеркнули из списка потенциальных злоумышленников. Стина еще раз связалась с Антонссоном — на телефонный номер для звонков общественности не поступало никаких интересных сигналов. Большинство звонивших говорили, что Густав Пальмгрен — противный тип. Становилось все очевиднее, что его недолюбливают. Кто-то сообщил, что Фрида — не такая уж заботливая мать, поскольку девочка как-то кричала у нее в коляске в кафе. Появился и медиум, наговоривший про темную воду и открытые поля.

— Стало быть, ничего? — переспросила Чарли.

— Мне кажется, это кое-что говорит о Фриде — что она оставила ребенка орать в коляске, а не взяла на руки, — вставил Рой. — Это ведь, кажется, противоречит материнским инстинктам?

Он повернулся к Стине в ожидании похвалы за свой тонкий анализ, но Стина только покачала головой и ответила, что большинство родителей хоть раз оставляли ребенка кричать, прежде чем взять его на руки, и что это так по-человечески.

Первым приоритетом стало разыскать в Дании друга Амины Касима Фардосу — как для того, чтобы подтвердить ее алиби, так и для того, чтобы убедиться, что Беатрис не у него. Они решили также проверить, есть ли доля истины в словах Мадлен Сведин по поводу психического нездоровья Фриды. Проблема заключалась лишь в том, что Фрида все больше замыкалась в себе, а из ее ближайшего окружения — Густава и супругов Юландер — тоже мало что удавалось выудить.

— Надо надавить на Амину, — заявила Чарли. — А что? Она убирает у них в доме, не раз оставалась с Беатрис и проводит там много часов в неделю. Она должна еще что-то знать.

— День выдался погожий, — сказал Грегер, пока они ехали в сторону Крунупаркена.

— Да, точно, — откликнулась Чарли.

До этого момента она не обращала внимания на погоду, но сейчас выглянула наружу из окна машины и, увидев, как солнце освещает нежно-зеленые листочки берез, не могла не согласиться. Она подумала о Беатрис. Доведется ли ей увидеть первую весну в своей жизни? Доведется ли окунуть ножки в воду, поиграть в песке, сделать свои первые шаги по траве?

— Как думаешь, нам удастся заставить Амину заговорить? — спросил Грегер.

— Даже не знаю. Она проявляет к своим работодателям такую лояльность.

— Ты говоришь так, будто отчаялась.

— Не без этого, — ответила Чарли.

Но она испытывала не только отчаяние. Вера в победу добра, сопровождавшая ее еще вчера утром, сменилась бессилием, разочарованием и нарастающими опасениями, что дело вообще не удастся раскрыть. Чарли знала, что это самый худший исход для родителей — так и прожить в неизвестности, когда остается какое-то подобие надежды. И еще одна мысль, постоянно жужжавшая где-то на периферии сознания: может быть, они уже знают ответ.

Она показала Грегеру, куда свернуть и где припарковать машину. Амина распахнула дверь еще до того, как они успели позвонить.