Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

Что касается самой его супруги, то она была совершенно другой – белокурая, всегда весёлая, она, казалось, буквально летала, а не ходила по земле в своих бесчисленных платьях. Гоша подумал, что такая женщина, должно быть, была для всех окружающих живым лучиком солнца, тепла.

После снимков, на которых было изображено бракосочетание, последовала дальнейшая череда моментов теперь уже законных мужа с женой. На одном из таких молодожены находились перед деревенским домом, а с ними была пара постарше. По сходству новоиспечённого супруга и пожилого мужчины рядом, Гоша подумал, что это его родители. На дальнейших снимках было видно, что женщина, раньше предпочитавшая наряды, подчёркивающие её тонкую талию, изрядно располнела, сменив их на более свободные. По выступающему животу на некоторых стало понятно, что она уже ждала ребёнка.

Но, вопреки ожиданиям, фотографии счастливых родителей на ступеньках роддома с новорожденным на руках, да и каких либо других совместных снимков не появилось. Вместо этого, перелистнув пустую страницу, они наткнулись на цветное изображение маленького мальчика примерно двухлетнего возраста. Снимок был явно выполнен в студии. На нем очаровательный малыш в костюме зайчика сидел возле нарядной ёлки, сжимая в руках подарок. Волосы его были тёмными, с аккуратно подстриженной челкой, а голубые глазёнки смотрели на мир с детской наивностью. Чертами лица он очень походил на обоих своих родителей.

– Можешь перевернуть фото, Юра? – спросил Гоша. – Обычно родители их подписывают…

По крайней мере, у него в семье было заведено так, и в детстве Гоша, когда подрос до нужного возраста, с интересом переворачивал карточки, и определяя по увиденным на обороте датам, кому тогда было сколько лет.

– Артём, тридцатое декабря тысяча девятьсот семьдесят второго года, – прочитал Юра, вытащив и перевернув фото ребёнка.

Гоша тяжело вздохнул. Было всё-таки непросто осознавать, что этот милый малыш мог вырасти в жестокого маньяка-убийцу, отнявшего жизни у многих людей, и сломавшего другие.

– Гена, фотай давай, – Юрий передал альбом Барсукову.

Больше они не нашли ничего интересного, и тем более – того, что могло бы указывать на причастность хозяина квартиры к чему-либо криминальному. В комоде им попалось ещё несколько книг, посвящённых работе с огнестрельным оружием, и несколько – по юриспруденции, но зная, кем приходилось работать Артёму, в этом не было ничего необычного.

– Может, у него ещё где тайники могли быть? – неуверенно протянул Ваня.

– Блин, Ванёк! Мы осмотрели сливной бачок, место под ванной, отодвигали мебель, шарились в недрах диванов и даже… (он выругался) залезли в его трусы! Ну что ты ещё хочешь?

– Нет здесь ничего, – покачал головой Юра. – Даже заначки с бухлом. Мы покажем всё, что нафотали, Шапошникову. Может, он и составит какой психологический портрет на основании всего этого, но нам этот обыск ничего не дал. Михайленко давно уже обитает там, куда он едет, когда пропадает из видимости. Я бы на его месте сдал квартиру. Почему он этого не сделал – странный вопрос, но к делу не относится. Так что давайте, уходим!

Георгий, испытывая лёгкое разочарование, вновь надел капюшон. А что он ожидал увидеть – доску с трофеями, взятыми у похищенных жертв? Их фотографии на алтаре?

А может быть, вещи Ксюши…

Да, ещё три часа назад он действительно надеялся хоть на какую-то подсказку, точное подтверждение того, что они на верном пути – а теперь не получил ничего. Но, с другой стороны, Гоша был рад, что в жилище Артёма не обнаружилось ничего ужасного.

Выходили из квартиры так же, по одному. Но когда Гена начал запирать замок, дверь квартиры напротив внезапно открывалась, и на пороге возникла старенькая бабушка, одетая в длинный красный халат с цветами. На варикозных ногах у неё красовались розовые тапки, а полностью седые волосы пожилая дама собрала в высокий пучок.

– Вы кто? – взвизгнула она дребезжащим голосом. – Зачем полезли в чужую квартиру? А, я поняла! Воры! Помогите! Грабят!!!

– Тише, спокойно! – тут же подскочил к ней Гена, и затолкал бабулю в квартиру. Все, не сговариваясь, поспешили следом.

Только когда Барсуков представился женщине, показав документы (Юра тоже автоматически достал удостоверение, а Ваня, замешкавшись, начал судорожно рыться по карманам, но поняв, что опоздал с этим, решил прекратить поиски) и объяснив, что в ходе следствия им пришлось посетить квартиру Артёма.

– А в чём он подозревается? – проскрипела она. – Что Артём мог натворить?

– Кто там, ба? – послышался из недр квартиры девчачий голос.

– Анечка, это ко мне! – крикнула бабушка. – Внучка моя, – пояснила она. Там же, вдали, раздался хлопок закрывшейся двери.

– Честно говоря, пока мы и сами не знаем, на что он способен, – пожал плечами Юрий. – Но, может быть, вы нам подскажете? Как ваше имя – отчество?

– Тюркина Леокадия Ивановна, – охотно представилась старушка. – Тысяча девятьсот тридцать девятого года рождения. Но все предпочитают звать меня баба Лёка.

Она рассмеялась.

– Леокадия Ивановна… эээ… баба Лёка. Понимаете, Артём, он… он пока только подозреваемый. Не обвиняемый. Но то, в чем он подозревается, весьма серьёзно. Настолько что мы просим вас ни за что не разглашать никому о нашей с вами беседе. Да, сегодня пока что беседе, поскольку она носит неофициальный характер, без протокола и прочих формальностей. Убедительно просим – и это касается вашей же безопасности. По нашим данным, Артём может быть очень опасен, и, если ему станет известно, что под него «копают» – он разозлится и расправится со всеми, кто, по его мнению, может что-то о нем рассказать.

По мнению Гоши, это был чистый блеф со стороны товарища, связанный с целью проводить расследование максимально незаметно – насколько это возможно. А бабушка, в ужасе рассказывающая всему дому о полицейских, ищущих улики против их соседа Михайленко, который подозревается в серьёзных преступлениях, могла существенно этому помешать.

Старушка в ужасе прижала ко рту морщинистую ладонь.

– Нет, вы что! Конечно, никому не скажу о вас! Да пойдёмте в комнату, поговорим. Аня закрылась в своей, она нас не услышит. Если что, я скажу, что вы за Герой, алкашом с первой квартиры – он ларьки грабил, сидел, недавно вернулся. Да я уверена, он опять возьмётся за старое, скотина такая, тьфу!

– Конечно. Вы тут не возражаете – мне надо… эээ… дверь в квартиру прикрыть. Я сейчас вернусь, – пообещал Гена.

– Да, да! Я тогда дверку закрывать не буду, а ты просто потом её прихлопнешь – и цепочечку повесишь!

Гена убежал, а баба Лёка повела их за собой. Квартира была такой же планировки, что и та, в которой они сейчас побывали, но только если у Михайленко личных вещей везде было по минимуму, то в комнате Тюркиной всё наоборот кричало о том, что ею пользуются, и в ней живут. Из открытых ящиков комода в углу, на котором стоял телевизор, торчала одежда. В другом углу, рядом с высоким шкафом, стояло кресло, накрытое красным, с золотой вышивкой, пледом. На его спинке лежала сложенная бордовая шаль, а рядом стоял низенький стеклянный столик на деревянных ножках, на котором стояли горшки с домашними цветами: фиалками и какими-то вьюнками – Гоша с болью подумал, что Ксюша смогла сказать бы про их более точные названия. Под ними лежала газета, а поверх неё – очки.