Вероника Трифонова - Последняя жертва [litres с оптимизированной обложкой]

А во-вторых – Ксюша боялась причинять ему вред. Тогда она решилась на это, потому что у неё не было выбора – иначе бы она не выбралась. И сейчас даже поражалась тому, что у неё хватило на это смелости и сил. Честно признаться, Ксения до сих пор опасалась мести с его стороны за избиение деревянным обломком.

Но в другой раз ей может повезти меньше, и тогда в ответ Артём снова привяжет её. Ил

убьёт.

Когда-нибудь она обязательно придумает стоящий план. Сейчас же она чисто физически не смогла бы далеко убежать, так как всё ещё была слаба. Хотя благодаря тому, что он продолжал давать ей лекарства, температура больше не поднималась, кашель исчез, а дышать она стала совсем легко, последствия столь тяжёлой формы пневмонии в виде астенического синдрома дали о себе знать. Дни она проводила в постели, читая второй раз в своей жизни роман Джона Фаулза «Волхв», найденный у Артёма, и вставала лишь по необходимости.

Он по-прежнему готовил еду, грел для неё воду в кастрюле и разбавлял её холодной из-под крана, чтобы она могла нормально помыться. Когда ей приходилась посещать ванную, по пути к ней она твёрдо старалась не смотреть по сторонам, не желая видеть то самое помещение, в котором она провела первые, наполненные болью и ужасом, самые страшные дни у маньяка. Ходила она, к слову, пока что только с поддержкой Артёма.

Однако кое-что вызывало у неё сильнейшее отвращение. Ксюша старалась не вспоминать об этом, но каждый раз, когда она думала, кому принадлежит надетая на неё чёрная футболка, чётко работающее воображение тут же рисовало в красках, как Артём, находясь в ней, мучает очередную жертву, а затем убивает, и капли его пота смешиваются с брызгами крови несчастной… От такой картины Ксюшу передергивало, как от прикосновения к холодному, влажному слизню, а её тело начинало жутко чесаться и трястись от отчаянного желания хотелось скинуть проклятое облачение убийцы.

Однажды после обеда Артём уехал, сказав, что вернётся в ближайшее время (Ксюша отметила, что перед отъездом он тщательно запер входную дверь). И тогда она, чтобы избавиться от ненавистной футболки, решила поискать в доме свою одежду, в которой и попала сюда, понадеявшись, что похититель сохранил её.

Сначала она с некоторой опаской начала рыться в шкафу, с ноткой брезгливости перебирая висевшие на плечиках старые куртки, толстовки и свитера, коих оказалось не так уж много. Осмотрев пространство под ними, Ксюша, притащив стул и встав на него для большего удобства, приступила к изучению верхних ящиков, но и там не обнаружила ни своей белой блузки, ни джинсов, ни даже куртки. Она уже собралась проверить ящики письменного стола, а после неизбежно смириться с тем, что ей придётся обыскивать и комнату своего изначального пребывания в плену, как вдруг вспомнила, что увидела рядом с этим столом, подглядывая в замочную скважину перед тем, как осуществить побег.

Ксюша ощутила, как, взорвавшись в груди и разливаясь до самых кончиков пальцев, в ней пробежала волна смеси возбуждения и страха одновременно. Чувствуя, как пересохло во рту, она робко посмотрела себе под ноги, на ковёр, под которым её тюремщик прятал некий альбом.

Ксюшу пугало, что она может там увидеть. Однако у неё внутри взыграло неожиданное и глупое любопытство.

Чувство опасности и интерес вступили между собой в немую борьбу, каждое стремясь привести в свою пользу более убедительные и веские аргументы.

«Не лучше ли будет не знать и не видеть, что там находится?»

Внутренняя интуиция подсказывала Ксюше, что там, внизу, нет ничего хорошего.

«Однако как можно знать это наверняка, не проверив?»

А ещё – там может оказаться информация, которая поможет ей составить план своего спасения и вычислить слабые стороны убийцы.

Последний аргумент показался Ксении убедительным.

Дрожа, она наклонилась, вытянула руку вперёд и откинула край ковра. Тканое изделие легко поддалось, и её взору предстали такие же ровные и гладкие, как на всех открытых участках пола, деревянные доски цвета венозной крови – только чуть менее выцветшие. Ксюша присмотрелась к ним, и, не обнаружив никаких определённых знаков, начала нажимать на каждую поочерёдно, с разных краев, пыталась подцепить их и даже сдвинуть. Но успеха она так и не добивалась.

«Наверное, он мог пользоваться специально приспособленной для этого отмычкой. Может, тоже пойти и поискать что-нибудь, позволяющее подцепить одну из досок?»

Ксюша уже готова была подняться и пойти на поиски, как край доски, на который она опёрлась рукой, вдруг резко провалился вниз, а второй край наоборот, тут же взлетел вверх.

Она вскрикнула от неожиданности и тут же пугливо начала озираться по сторонам. Убедившись, что рядом никого нет, она, ощущая, как сердце гулко отбивает удары, изловчилась и вытащила доску целиком.

Ксюша запустила руку в образовавшуюся нишу и нащупала плотный предмет. Проведя пальцами по его поверхности, она обнаружила, что та была матовой и очень напоминала клеенку.

Тетрадь? Дневник? Может, он описывает в нем все совершенные убийства?

Ей стало ещё страшнее, но одновременно усилилось и жгучее любопытство. Закусив от волнения нижнюю губу, Ксюша осторожно вытащила вещь на свет.

Это оказалась толстая общая тетрадь бордового цвета, с плотной картонной обложкой, наружная поверхность которой на ощупь походила на клеёнку. Такие, она помнила, выпускали ещё в восьмидесятых – девяностых годах. Однажды, будучи совсем маленькой девочкой, Ксюша заинтересовалась увиденными ею двумя подобными у мамы. Девяностошестилистовые, разлинованные в клеточку, с синей обложкой в размывчатую голубую полоску. Одну, как объяснила ей тогда родительница, она использовала в качестве журнала для учета выплат коммунальных услуг; а вторая была совсем чистой – впоследствии Ксюша забрала её себе, и ещё долгое время тетрадь служила ей альбомом для рисования.

Она ещё раз взглянула на ту, что держала сейчас в руках. Может, в ней и было около сотни листов, но на вид и ощупь она казалась очень пухлой. Даже можно было сказать, распухшей.

Вздрогнув от непонятного порыва сквозняка, Ксюша раскрыла тетрадь на середине.

Ей хватило пары секунд, чтобы заметить это .

Взвизгнув от ужаса, она выронила тетрадь, словно та была куском разлагающейся плоти, внезапно оказавшимся у неё в руках. Та упала на пол, открытая всё на том же развороте, что смотрела Ксюша.

Сидя сейчас на ковре, и чувствуя, как у неё немеют нижние конечности, а горло перехватывает от страха, отвращения и жалости, где-то на задворках её сознания промелькнула мысль, что нужно немедленно вернуть эту жуткую тетрадь на место, не смотря больше в ней ничего, и никогда впредь не открывать. Но две фотографии, глядевшие со страниц, безжалостно притягивали её взгляд, словно магнит.